Сенька согласно кивнула и добавила:
– Только не ты поедешь, а мы поедем. Я теперь тебя одну не отпущу. – И закончила как-то неопределенно: – Мало ли…
На том и порешили.
На следующее утро, приведя себя немного в порядок и, наконец, надев на себя собственные нормальные вещи, которые, слава тебе…, уже успели высохнуть, мы с Сенькой отправились в церковь. На тетушкины вопросы, куда это мы в такую рань собрались в выходной день, лукавить не стали, а сказали, как есть: мол, в церковь поехали. Тетя Валя удивленно вскинула свои красивые черные брови и хмыкнула:
– Не замечала прежде у вас подобной набожности… С чего бы такое вдруг…?
Сенька, с совершенно серьезной миной, ответила:
– Сама знаешь… Всему свое время и срок… – И шустро шмыгнула за мной в двери, пока тетушка не опомнилась и не начала задавать еще каких-нибудь неудобных вопросов.
Спускаясь по лестнице, я, оглянувшись на сестру, коротко хохотнула:
– Ты бы матери еще строки из Писания процитировала, конспиратор мой!
Сестрица в долгу не осталась, коротко огрызнувшись:
– А ты чего предлагаешь? Сказать все, как есть? Про бабку, ключик и все остальное?
Я, в притворном испуге, замахала на нее руками:
– Упаси, Господи, тебя от таких идей!!! Сама знаешь, что тогда начнется…
Сенька довольно хмыкнула:
– Вот и я о том же… Так что, шевели копытцами и не юродствуй понапрасну…
К церкви мы подъехали, когда народ уже шел с заутрени. На этот раз я прихватила угощения для бабульки, что называется, по полной программе. Получился целый большой пакет разной снеди. За деревянным прилавком, на месте вчерашней тетки со злющими глазами, стояла другая, вполне нормальная. Она была вся какая-то кругленькая, мягонькая, с добрыми и жалостливыми глазами, словно скорбела за весь белый свет разом. Беглым взглядом осмотрев церковь и не увидев сухонькой фигурки бабы Насти, я подошла к ней и спросила:
– А где тут у вас старушка, которую зовут баба Настя? Сидела тут у вас на скамеечке? – И неловко попыталась объяснить свой интерес: – Мы вот тут ей гостинцев принесли…
Тетка посмотрела на нас своими жалостливыми глазами и спросила тихо:
– Неужто, родня ей будете?
Я замотала головой, решив, что врать человеку с такими глазами – просто грех, и проговорила сбивчиво:
– Да, нет… Я в Пасхальную ночь тут свой браслетик потеряла, а баба Настя нашла и мне вернула. Вот… Отблагодарить хотели… – И я продемонстрировала свой пакет с гостинцами.
Тетка тяжело вздохнула, и взгляд у нее стал еще более жалостливым. Хотя, по моему скромному мнению, больше уже было и некуда.
– Так померла Настасья…
Я недоуменно захлопала на нее глазами и задала самый глупый вопрос, который только можно было задать в подобной ситуации:
– Как, померла…? – Потом, сообразив, что брякнула глупость, попыталась ситуацию исправить: – То есть, я хотела спросить, когда…?!
Тетка с пониманием опять вздохнула и охотно пояснила:
– Так, вчера и померла, после вечерней службы…
Я продолжала недоверчиво пялиться на женщину. Видя мою некоторую заторможенность, в разговор вступила сестрица. Чересчур деловым и несколько бесцеремонным тоном, словно следователь-дознаватель, спросила:
– А померла-то от чего? Болезнь какая, или помог кто?
Тетка испуганно замахала на нас руками.
– Да, Господь с вами!!! Отродясь у нас такого греха не бывало! – И с негодованием повторила: – Помог…! Скажете тоже…!!
Но от Сеньки, уж если она прицепилась, отцепиться было не так-то просто. В этом она была хуже клеща. Хоть маслом мажь, хоть пинцетом выколупывай! Пока свое не выяснит – ни за что не отстанет. Характер… Сурово нахмурив брови, она опять пристала к тетке:
