И мы сбежали с работы. Пили коньяк и ели бараньи рёбрышки в кафе «Три медведя» на «Чернышевской». О Гришкиной утрате, словно по безмолвному уговору, не упоминали. Чувствовалось, что ему тяжело и он отвлекается, как может.
– У меня есть «Ротманс», кури, – предложил Гришка, выкладывая на стол пачку дорогих сигарет.
Обычно он курил «жуй-плюй», то есть папиросы «Прима» без фильтра. Горе подтолкнуло его к мотовству.
– Представляешь, я бросила! – похвасталась я.
– Никому этого не говори, – посоветовал Гришка. – А то над тобой будут смеяться.
– Почему? – удивилась я.
– Потому что ты не бросишь.
– С чего это ты взял?
– Нельзя бросать курить, дурочка. В нашей жизни слишком мало удовольствий. Точнее, их всего-то четыре: секс, курение, пьянство и наркотики. Наркотики нам нельзя, так как мы, ёжки-матрёшки, стражи закона и порядка. Остаются три позиции. Усекла?
– Да, действительно, – задумалась я. – Хотя у меня есть и другие удовольствия. Я люблю купаться и загорать. Люблю стихи…
Гришка поднял глаза к потолку, размышляя. Потом кивнул:
– Ты права. Я спутал удовольствия со страстями. Но тогда ещё не забудь вкусную жратву и интересные фильмы. Ладно, давай курить.
Я вздохнула. Послушно взяла из пачки сигарету. Гришка щёлкнул зажигалкой. Коньяк уже освоился в организме, и теперь хотелось поговорить о чем-нибудь… душещипательном. Хотелось такой беседы, которую мой Лёшка не умел поддержать ни пьяным, ни трезвым.
– Гриш, а… какие отношения у нас с тобой? Как их классифицировать?
Гришка вопросительно уставился на меня.
– У нас ведь никакого намёка на служебный роман. А просто дружить мужчина и женщина не могут, так?
– А, я понял, – проговорил Гришка. Он опять поднял глаза, пытаясь найти ответ. И нашёл.
– Я, ёжки-матрёшки, твой духовный наставник, – изрёк Гришка. – Тебя, скудоумную, ещё лет десять учить.
– Чему это ты собрался меня учить? – удивилась я.
– Ну, хотя бы хорошим манерам.
Я опешила. Гришка сидел передо мной, нахально посмеиваясь.
– Да, да, – произнёс он, явно наслаждаясь моим замешательством. – Неделю назад мы бухали с пацаном из анального контроля, помнишь?
Смущённая, я не сразу сообразила, что Гришка имел в виду «зональный контроль».
– Вспомни, как ты себя вела, – Гришка сделал негодующую гримасу. – Ты меня позорила на каждом шагу. Сама хватала бутылку и наливала себе коньяк. Сама хватала зажигалку и прикуривала. Сама! Пацан был в ужасе. Когда ты не видела, он бросал на меня взгляды, будто хотел спросить: «Что это за чудище?»
– Я – чудище?
– А кто же ещё? – Гришка пожал плечами.
– А что мне следовало делать? Как себя вести? – Моё возмущение уступило место растерянности. Я чуть не плакала.
– Ждать, ядрёна-матрёна, когда мужчины тебе поднесут зажигалку! – взвился Гришка. – Сидеть смирненько, пока тебе не нальют! Ты ведь не гопница? Ты – леди, ёж твою медь!
Я сидела пришибленная, не зная, что ответить. Истины, гневно поданные Гришкой, как заповеди некоего священного кодекса, которые я нарушила, никогда раньше не приходили мне в голову.
– Ну вот, это был пункт первый, – произнёс Гришка уже более миролюбиво.
– А второй? – жалобно спросила я.
– Ох, ёлы-палы… Получи, раз напрашиваешься. Ты, Вик, одеваешься как свинья.
– Чего? – я не могла поверить своим ушам.
– Ну, что это такое? – Гришка ткнул пальцем в мой свитер. – Что это за хламида? А что это за рейтузы?
– Это легинсы…
– Хрюгенсы, блин! Где строгий костюм? Где причёска деловой женщины? Что это за патлы? – Гришка больно дёрнул меня за волосы.
