Культурология. Дайджест №4 / 2014 - страница 22



Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами (с. 143).
-–
«Осень уже пришла!» –
Шепнул мне на ухо ветер,
Подкравшись к постели моей (с. 29).
-–
Ирис на берегу.
А вот другой – до чего похож! –
Отраженье в воде (с. 23).
-–

Любому японцу с рождения известно, что самое красивое цветение сакуры наблюдается в Ёсино (доказательством является упоминание места в классических антологиях), в то время как самое красивое буйство красных кленов можно узреть, разумеется, в Нара, в районе реки Тацута. Даже если на самом деле все не так, это никого особо не волнует. Преемственность, инерция культуры очень сильны. Равно как сильна традиция воспевать одни и те же традиционные «поэтические» места. Понятие genius loci было знакомо не только древним римлянам, но и древним японцам. Совершались паломничества, места приобретали свою «намоленность». Традиция поэтических странствий – важная составляющая поэтического освоения страны и формирования представлений о том, что, где и когда бывает красиво. Неутомимые странствия Басё наследуют этой литературно-географической традиции.

Странник! – Это слово
Станет именем моим,
Долгий дождь осенний… (с. 129)

Такому типу личности, как Басё, совсем не к лицу официоз признания, пафосно изданное полное собрание сочинений, прочие рукотворные памятники.

Прошел я сотни ри,
За дальней далью облаков
Присяду отдохнуть (с. 28).
-–
Только одни стихи!
Вот все, что в «приют банановый»
Поэту весна принесла (с. 66).
Э.Ж.

Поэзия с гандикапом (О «гражданственных» стихах)18

Вероника Зусева

Гражданская поэзия в России всегда была довольно ходким товаром, принося авторам широкую известность и популярность. Дело тут, очевидно, в том, что поэзия интересует далеко не всех, а политика – чуть не каждого второго. Собственно, и пресловутые стадионы шестидесятых, и вечера в Политехническом привлекали народ не потому, что все так уж любили поэзию, а потому, что это был приятный и безопасный способ ощутить происходившие в стране перемены.

При этом, как правило, серьезные читатели даже у несомненно одаренных поэтов, получивших известность на этом поприще, ценят как раз те стихи, которые менее прочих имеют отношение к гражданской теме. То есть гражданская поэзия по умолчанию считается вторым сортом.

Представление о гражданской поэзии как о протестной возникло с 1860‐х годов, и характеризуется она тем, что основные темы ее относятся к защите общественных интересов. До того гражданство понималось как принадлежность к определенному национальному государству и защита его интересов, что априорно приравнивалось к интересам подданных и породило такую неистребимую черту гражданской поэзии, и ранней, и поздней, как воинственность и любовь к бряцанию оружием.

Поскольку становление русской поэзии происходило в условиях, когда любая культурная деятельность, в том числе и поэтическая, являлась прямым участием в созидании государства, совершенно понятен оптимистический, мажорно-одический тон ранней гражданской лирики в России и ее пространственный, или, по-другому, «географический» характер. То есть пафос этих стихотворений строится на акцентировании самой очевидной черты России – ее физической протяженности и на идее ее дальнейшего расширения, порой до абсурда.

Даже Тютчев и Пушкин не избежали в своем творчестве воинственного пафоса и «географической фанфаронады», что не в лучшую сторону отразилось на художественном качестве этих стихов. Дело в том, что в основе гражданской поэзии всегда лежит чистая эмоция – негодования или радости – или простейшая мысль. Что‐то вроде «Россия вновь одержала победу» или «В России все плохо». Первое характерно для ранней мажорно-одической, «пространственной» гражданской лирики. Второе – для более поздней, минорно-иронической.