– Вот же зараза! – выдохнул он.
Старик выпрямился, еще раз тяжело выдохнул и расправил плечи. Сняв с лямки счетчик кислорода, он взглянул на него и скомандовал:
– Идем!
– А… – я помедлил в нерешительности, – ты уверен, что больше ничего не будет?
– Тут ни в чем нельзя быть уверенным, Парень, – ответил Харон, подходя к расщелине ворот. – Но я знаю, что ей потребуется время на восстановление сил. Будем надеяться, что его нам хватит, чтобы успеть подморозить ее.
– Подморозить?! – не переставал удивляться я.
– Идем уже, – сказал наставник и добавил, исчезая за воротами: – Рычаг забери!
Закрыв ворота изнутри, мы не задерживаясь направились к амфитеатру. Дно колодца, напитавшееся воздухом – или той ядовитой смесью, которая наполняла пространство купальни, – теперь извергало из себя пузыри, будоража поверхность воды и мое воспаленное воображение, рисовавшее мне жутких существ, обитающих в этих темных водах. Старик был прав: сохранять молчание было трудно и я хотел заболтать свои страхи. Впрочем, мой вопрос не был праздным и давно вертелся у меня на языке:
– А почему мы работаем по ночам? – спросил я, когда мы подошли к ступеням.
– А ты как думаешь, Парень? – вопросом ответил Харон, но продолжил: – Для нас с тобой что день, что ночь – значения не имеет. О времени суток мы судим только по часам, да по выстрелу пушки. Но над нами все ж таки музей. И ты уже успел почувствовать и услышать, что здесь происходит. Не все звуки и вибрации можно скрыть. Незачем пугать посетителей. Конечно, и по ночам во дворце есть люди – сторожа. Но им давно, так сказать, промыли мозги байкой о том, что все что они слышат и ощущают, это отголоски метрополитена – перегоны на Горьковскую и Василеостровскую. А днем наша работа, так сказать, дремлет. Идем.
Наставник начал восхождение по ступеням.
– А зачем вообще все это нужно? – окликнул я его.
– Хороший вопрос, – Харон остановился и обернулся. – Но уж очень он всеобъемлющий. Запасись терпением, и скоро ты получишь все ответы.
Звенья цепей внезапно дрогнули. Я вздрогнул вслед за ними.
– Пустяки, – постарался успокоить меня Харон.
Но получилось у него это плохо. Он вдруг замер, устремляя взгляд на меня, поднял руку и указал на воду.
– Что? – напрягся я и посмотрел вниз, туда, куда указывал мой наставник.
Уровень воды снова понижался. Я выскочил на ступени и повернулся к купальне: вода быстро уходила. Но теряя уровень с нашей стороны, она заметно наращивала его на противоположной, как будто весь колодец наклонили вперед и вода, вместе с ним, изменила угол наклона. С ростом воды у противоположной стены, зрительно менялась вся геометрия колодца, и от этого зрелища мне становилось не по себе. Харон обошел меня и спустился на ступень ниже. Вода полностью отошла от амфитеатра и продолжала убывать, все больше возрастая у стены напротив. Старик обернулся.
– Кто ты такой, Парень? – вдруг спросил он, буравя меня негодующим взглядом.
– Что? – не понял я его вопроса и даже отступил на ступень выше. – В каком смысле?
Не отводя от меня глаз, Харон указал на воду за своей спиной.
– Что-то не так, – сказал он. – И началось это после твоего появления! Такой чертовщины из ночи в ночь я еще не видел. А сегодня уже второй раз за смену!
– Я не понимаю, – откровенно недоумевая, ответил я.
А вода продолжала менять угол наклона, все больше поднимаясь на стену. Крупная рябь пробегала по ее поверхности снизу вверх. И на этот раз пришел мой черед поднять трясущуюся руку, указывая в сторону ворот.
