Кустырь - страница 4

Он встретил её снова только через два дня на улице. Самурай шёл с тележкой, полной досок – нашёл погреб на заброшенном участке. Аля увидела его и подошла, отогнула плащ на груди и показала курицу, сидящую за пазухой.

– Назвала её Вильма, – голос женщины был хриплый и масляный, как в старых фильмах, когда женщины говорят о любви.

 Самурай кивнул без улыбки и пожал протянутую в благодарность руку. С тех пор Аля везде ходила со своей Вильмой. Курица пугала встречных, восторгала детей и была избалована до безобразия.

Лев.

 Лев, огромный мужик в плаще, скрывающем неряшливую одежду, любил поезда.

Никто не знал, что связывало его жизнь с поездами. Может какое-то воспоминание или случай, но они были его манией, его сумасшествием.

Лев ходил по центрам городской жизни, здороваясь с незнакомыми прохожими. Он приветливо кивал им, говорил басом и вызывал оторопь у окружающих. Мужчина по каким-то ведомым лишь ему признакам понимал, у кого из встречных можно просить денег. Что вело его и диктовало такое поведение – было решительно неясно. Случалось, что Лев здоровался с десятью встречными, прежде чем у одиннадцатого попросить о финансовой поддержке. Делал он это тоже по-разному, хотя фразы его были более предсказуемы и зависели обычно от пола и возраста прохожего.

 Для женщин по степени взросления: «Девушка, не побрезгуйте подсобить страждущему», «Мадам, изыщите возможность отжалеть мне немного мелочи», «Мать, подай на кусок тепла и хлеба».

 Для мужчин: «Товарищ, будь снисходителен к страннику», «Отец, поддержи заплутавшего деньгой».

 Для мужчин фраз было меньше, потому что Лев избегал молодых мужчин, считая их лишёнными сострадательности. Люди иногда отказывали, иногда давали ему мелочь, часто спрашивали, почему, собственно, должны что-то давать, и тогда мужчина разыгрывал свою лучшую карту. Он смотрел серьёзно, влажно и со значением, обычно сверху вниз, чуть затягивая паузу и с лёгким кивком, минорно, убедительно говорил: «Нужно помогать». Такая сцена весьма впечатляла вопрошающих.

Лев брал всё, что предлагали. Сушки, монетки, конфеты, купюры, пирожки и скидочные купоны. Засовывал в огромные карманы плаща, кивал с неподдельной благодарностью и шёл дальше. Зимний маршрут его был продуман и спланирован так, чтобы можно было погреться в двух десятках магазинов, но не слишком там задерживаться, дабы не выгнали. Он так же захватывал два рынка, три поликлиники, пять отделений почты и несколько примечательных своей оживлённостью и населённостью дворов.

 Летом Лев заходил на пляж и на места ловли рыбы, где немного басовитее чем обычно вопрошал о помощи рыбаков. Так же летом появлялись у него на маршруте открытые пивные, где он залезал немного на территорию Миши-Рюмки, но, в отличии от него, выпивкой Лев не брал, так что территорию они делили полюбовно.

 В конце трудового дня, после пика людей в магазинах, к восьми вечера, Лев заходил в небольшое привокзальное кафе. Слепенькие лампочки, низкие цены, запах столовой и в меру приветливый персонал. Мужчина брал стакан какао – самую дешёвую позицию в меню после чая (тот не столь напитчив), шёл с этим стаканом к одному из дальних столиков. Тут он выгребал содержимое карманов на серую поверхность стола и перебирал свою дневную добычу. Когда попадалось что-то сдобное, сладкое, удачно приходящееся к какао, оно тут же съедалось. Купюры и монеты раскладывались по номиналам, пересчитывались дважды, ссыпались в пакет из-под молока, для дополнительной прочности обклеенный скотчем. Мусор выкидывался, а если встречалось что-то интересное, но непонятное Льву, он относил это мрачным женщинам на раздаче. Тем было скучно и протяжно работать, и они лояльно относились к странному посетителю, который иногда приносил что-то любопытное. Муж одной из них – нумизмат – без звука брал все попадавшиеся нерусские или старые монетки и купюры, если такие находились. Льва в случае успеха награждали незатейливой местной едой. Если же ничего не было, заворачивали хлеба и печенья с собой, за символическую плату.