Увлекшись подсказыванием, я не замечал, как граф частенько (как мне после передали ребята) на меня посматривал. Не кончив занятий, граф обратился к одному из ребят, сказав:
– Игнатка[225]! Сбегай к Комаеву, скажи, чтоб оседлал Барабана, а ты приведи его ко мне.
Не прошло десяти минут, как тот же Игнатка вбегает в школу и кричит:
– Лев Миколаич! Я уже прикатил, а ты далеко ли едешь? Возьми нас с Васькой Морозом, а то тебе скучно будет одному!
– Нет, вы уморитесь, я еду в Пирогово к Сергею Николаевичу.
– Ну ступай, да приезжай скорее, а то нам без тебя скучно будет.
– А вот теперь с вами Петр Васильевич. С ним не соскучитесь. Он вам все покажет.
И, не дожидаясь дальних возражений со стороны ребят, обратился ко мне и сказал:
– Ну, оставайтесь пока одни, я вернусь скоро, во всяком случае до свиданья!
Я думал, что граф поехал по хозяйству версты за две, за три и сейчас вернется к окончанию уроков. Проводив графа из школы, я ужасно захотел отдохнуть с дороги и узнать про брата, оставленного мною на графском дворе. Смотрю, брат мой сам вошел ко мне попрощаться с каким-то молодым человеком, который сказался конторщиком у графа по имению, не симпатизирующим занятиям своего хозяина. Входя в школу и познакомившись со мной, он крикнул на ребят:
– Ну вы, лугокопы, убирайтесь по домам, дайте Петру Васильевичу отдохнуть с дороги, а завтра приходите!
А я говорю:
– Как же так? А если граф сейчас вернется; ведь времени только полдень.
– Нет, граф не вернется ранее трех суток.
Тут-то я узнал, что Пирогово не в двух или трех верстах, а в сорока от Ясной Поляны.
Ребята с большой неохотой стали расходиться из школы, и то лишь по настойчивому приказу конторщика. Под вечер ребята опять было заявились, но были отосланы уже сторожем при комнатах верхнего этажа…
Как сейчас помню, как ребята вбежали в школу с оживленными личиками и с криком:
– Лев Миколаич приехал! Лев Миколаич приехал! Сейчас к нам придет!
Не успел я порасспросить крикунов, где они его видели, как граф вошел в школу, и ребята буквально облепили его, как рой пчел унизывает куст или дерево после своей роевни. Так что минут десять положительно не было возможности подойти к нему и поздороваться. Он уже сам вспомнил про меня, когда мальчуганы один перед другим рассказывали ему, что они сделали в его отсутствие… Граф подошел ко мне, поздоровался и за что-то поблагодарил…
В тот же день граф, не отдыхая, провел в школе почти весь день до позднего вечера, так что мне не пришлось как следует не только пообедать, даже и чаю напиться. Затем и последующие дни, исключая праздников, проводились мною так же, как и первый по его возвращении, и так продолжалось до самого отъезда его за границу[226], то есть месяца полтора или два, никак не менее.
Встанешь, бывало, утром часов в шесть или семь, никак не позднее, а ребята уж тут как тут. Некоторые на дворе играют в снежки или в коридоре упражняются в гимнастике, другие в школе читают, пишут, считают или играют и т. п. Часов в восемь утра, а иногда и ранее приходит сам граф, сидит и занимается часов до 11 или 12 дня. При нем я считал неловким уходить из школы. Затем он уходит и говорит мне:
– Побудьте с ними до моего прихода – я сейчас вернусь.
Я, конечно, сижу и жду его часов до четырех пополудни. Он приходит, я ухожу по его, конечно, предложению обедать. Часов в пять или шесть опять являюсь в школу, и граф уходит обедать. Я же сижу с ребятами до 7 часов вечера
