– Там, это, Островитянин просит тебя зайти к нему на минутку. Говорит, что очень серьезное дело…
Подружка недовольно фыркнула, отложила учебник и, заперев комнату, спустилась на второй этаж. То, что она увидела в комнате своего обожателя, могло вызвать любое из чувств кроме радости и восторга и изумления. Островитянин лежал на полу, в чем мать родила и попой кверху, а между ягодиц дымилась гаванская сигара.. Это зрелище на минуту парализовало студентку, затем она, вскрикнув, выскочила в коридор, где почти лицом к лицу столкнулась с деканом факультета и сопровождавшей его свитой, в которой, как позже выяснилось, была комендант общежития и комиссия из министерства. Естественно, что вид студентки и ее поспешное бегство навели декана и комиссию на определенную мысль: они толкнули дверь в комнату островитянина…
Весть об этом ЧП, конечно, тут же облетела весь институт, однако в общежитиях смеха по этому поводу особого не было. Островитянин на следующий же день вылетел на Сахалин, а студенты общежития угрюмо сторонились Себастьяна. И тот не выдержал, сам пришел в деканат и обо всем рассказал. Тут уж ему припомнили все! А припоминать было что…
Например, институтский бал-маскарад в канун минувшего нового года. Тогда Себастьян, тщательно выбрившись и «заштукатуривши» лицо позаимствованной косметикой, вырядился в женское платье почти до пола, натянул на голову черный парик в крупных локонах и под видом брюнетки-дурнушки зашел в девичий туалет покурить. Там подтасовки не заметили, но мнение свое высказали довольно определенно:
– Господи! Ну, где у наших парней глаза? Это же надо – такую Квазимодину на вечер притащить!
– Зато, наверное, безотказная…
– А мы уж так уж прямо сопротивляемся!
– Ой, девчонки! Да нашим оболтусам только бутылку покажи – они и со старой ослицей в постель лягут!
Все бы, может, и обошлось, не вздумай Себастьян, забывшись, помочиться…
Короче говоря, исключили Себастьяна из института, хотя надежду на возвращение оставили: через год, мол, если предоставишь положительные характеристики с производства, восстановим.
Домой Себастьян не поехал. Наверное, с месяц он ночевал по разным комнатам, спал, преимущественно,на полу, затем стал исчезать на день-два, куда – непонятно. В ноябре его уже никто и нигде не видел, не было никаких вестей о нем и всю зиму…
Последний раз он появился в общежитии в апреле – грязный, небритый, в затасканном плаще с чужого плеча, но с привычным синяком под глазом. Без стука распахнув дверь нашей комнаты, он с порога раздул ноздри изуродованного носа, уловив запах варева:
– Вовремя! Интуиция меня никогда не подводит, удачненько подошел!
Цепкий взгляд его сразу же засек между кроватями разбухшие портфели и хозяйственные сумки:
– Суббота есть суббота,– хмыкнул он.– По рожам вашим вижу, что в желтом портфеле пара пузырей стоит! Угадал ведь, а?
Мы удивленно переглянулись, как и в первую ту встречу, а кто-то, усмехнувшись, произнес:
– Да, чутье у тебя – ничего не скажешь! С такими способностями тебе, Себастьян, только в таможне работать, наркотики искать, или в милиции – самогон по деревням реквизировать…
Тот ни слова не говоря, подошел желтому портфелю, достал бутылку и по-свойски разлил ее всем поровну:
– Жируете, твари! Стипендию только вчера получили, промотать еще не успели.., Ну, так что? В «храп» или в «очко»?
И пошла игра. Снявшие банк, посылали гонцов за Ла-Манш – то за пивом, то за водкой, и только под вечер, когда все игроки взяли вынужденный тайм-аут (обалдели от хмеля и дыма), кто-то, зная непредсказуемость Себастьяна, осторожно осведомился, где он пропадал все это время и чем занимался. Тот вдруг набычился, засопел и, скрипнув зубами, понес:
