– Вот не надо, – сказал Нума.
– Иди, иди, – подтолкнула девушку Эмма.
Монахиня перенесла крыс в следующий дворик, ещё более уютный. Под раскидистым платаном, который своей кроной закрывал почти весь двор, был устроен диван вокруг маленького фонтанчика.
Вбежала толстушка, едва удерживающая огромное блюдо, на котором белел сыр на листьях салата, горкой были насыпаны орехи, золотились абрикосы, поблескивал лаковой кожицей вяленый чернослив. Даже издалека было видно, что куски хлеба мягки, как облака, а колбаски сочатся сытостью.
– Не могу больше терпеть, – сказал Нума зачарованно.
– Я тоже, – призналась Нелли.
Толстушка-монахиня поставила блюдо на парапет фонтана. И кивком пригласила крыс к «столу». Сама она ухватила кусочек сыра и моментально отправила его в рот. Потом чинно села на диван, расправила складки своего чёрного балахона.
Вторая сестра, сияя голубыми глазами в пол лица, налила воды в фарфоровую чашку.
– Хорошо они тут живут, за стенами, – сказала Нелли, забравшись на ограждение фонтанчика и следя за монахинями, сидевшими на диване. Она медленно протянула лапку за орехом.
Нума не стал скромничать. Он примостился с другой стороны блюда и громко и аппетитно хрумкнул колбасой. Голод взял своё. Гости, уже не обращая внимания на умилённых зрительниц, быстро прикончили весь сыр и весь хлеб.
– Бедные крыски, они чуть не попали в Лабораториум, – начала через некоторое время сестра Эмма. – Это не то место, в которое стремятся попасть добровольно.
– Сказала бы я тебе, – прожевав, сказала Нелли, – если бы ты меня понимала, что мне как раз туда надо.
– Нехорошее место, куда входят нормальными, а выходят уродцами, – продолжала монахиня. – Если выходят, конечно. Вот, та крыса из-под собора. Не думаю, что она стала такой по доброй воле.
Нелли перестала жевать, обдумывая слова Эммы. Вспомнила о точности её выстрелов. Конечно, такой стрелок не помешал бы в освобождении Цицерона и Улисса, но вряд ли человек понял бы крысу. Нелли вздохнула и принялась молча уничтожать орехи. Нума кашлянул, привлекая внимание Нелли, и кивнул куда-то ей за спину. Она обернулась.
В приоткрытую дверь из внутреннего помещения вышел чёрный, как тьма, кот. Он перешёл дворик и сел на маленький островок света, пробившего себе дорогу в густой листве платана. Свет казался на вымощенном полу двора солнечным ковриком.
Антрацитовая шерсть кота сияла жирным блеском. В зелёных, похожих на изумруды глазах зрачки сузились до тонких чёрточек. Кот вежливо ждал приглашения.
Крысы замерли, но Эмма немедленно сообщила:
– Познакомьтесь, мои дорогие, это Цезарь. Цезарь, подойди и помоги нам кое-что выяснить.
Нелли присмотрелась к коту.
– Ба! Да, это же кот Крысолова! – воскликнула она.
– Ты с ним знакома?! – удивился Нума. – Ты дружишь с котом?!
– Не подружка она мне. Мы видели друг друга один раз, – сказал кот, запрыгивая на парапет фонтанчика. – И я не знал, как она выглядит.
– Почему я тебя понимаю? – спросила Нелли и непроизвольно поёжилась.
– О, только не приписывай себе исключительность, – усмехнулся кот. – Ты слышишь меня и понимаешь, потому что я – избранный. Я – волшебный. И монахини это знают.
– Допустим, – сухо сказала Нелли.
Кот медленно и изящно перетёк из вертикального положения в лежачее, расслабленное. Словно капля чёрной смолы растеклась по белому камню.
– Мррр, – сказал кот, глядя на Эмму.
– Да, милый, помоги нам пообщаться немного.
