За пару часов локальные форумы и городские паблики напоминали растревоженный муравейник. Заголовки кричали с мониторов один страшнее другого: «Кошмар в театре марионеток!», «Ритуальное убийство на окраине?», «Город в страхе: кто следующий?» Комментарии лились рекой – смесь ужаса, любопытства и плохо скрытого возбуждения. Люди строили теории, одна безумнее другой. Маньяк-эстет. Оккультная секта. Месть обиженного кукольника.
Нуар и Эхо узнали обо всем не из сводок новостей. Они, как два божества, наблюдающие за суетой созданного ими мира, следили за пульсом города через экран ноутбука в съемной квартире Нуара. Воздух был пропитан запахом вчерашнего дождя, дешевого табака и триумфа.
– Смотри, – Эхо ткнула пальцем в экран, ее губы изогнулись в знакомой Нуару хищной улыбке. – Они уже дали ему имя. «Кукловод». Банально, но… показательно. Они видят почерк. Они видят искусство.
Нуар кивнул, его лицо оставалось непроницаемым, но внутри все ликовало. Это было оно. Резонанс. Та самая волна, которая должна была пойти от его «работы». Раньше его деяния были камнем, брошенным в болото – короткий всплеск, и снова тишина. Теперь это был валун, обрушенный в горное озеро, и эхо от его падения металось между скал, становясь все громче.
«Смешанные чувства», – так это называлось в дешевых романах. У Нуара было что-то похожее. Восторг от признания, пусть и такого рода. Подтверждение его гениальности, его особого видения. Но вместе с тем – легкий укол… ревности? Теперь его творение принадлежало не только ему и Эхо. Оно принадлежало толпе. Они его обсуждали, препарировали, давали ему свои имена, свои трактовки. Это было частью игры, он понимал. Но червячок собственничества шевельнулся.
Эхо, казалось, была лишена подобных рефлексий. Она впитывала каждый комментарий, каждую новость, как губка. Ее глаза горели нездоровым огнем.
– Они боятся, – прошептала она, наклоняясь ближе к экрану, словно пытаясь втянуть в себя всю эту цифровую панику. – И им это нравится. Они хотят еще.
А потом, через день или два, когда первая волна ужаса слегка улеглась, уступив место почти научному любопытству, появились новые детали.
Кто-то, какой-то блогер-любитель раскопок старых архивов, отыскал информацию о заброшенном складе рядом с театром. Оказалось, там все еще числилась древняя система видеонаблюдения. Пара взяток сторожу-алкоголику, и вот уже в сети гуляет короткий, мутный ролик. Две тени входят в театр, две тени выходят. Качество – отвратительное, лиц не разобрать. Но одна деталь взорвала интернет: на выходе одна из теней на мгновение раскрывает ярко-красный зонт. Пятно цвета в сером, зернистом кошмаре.
«Дама с красным зонтом!» – тут же окрестили ее в сети. Споры о том, кто она – сообщница Кукловода или его следующая жертва, которую он ведет на казнь, – не утихали.
А следом – еще одна находка. Какой-то подросток, из тех, что первыми обнаружили тело, вернулся на место преступления на следующий день – то ли в поисках адреналина, то ли оброненного телефона. И нашел. У самого входа в переулок, ведущий к театру, в грязи, почти незаметный. Маленький серебряный жетон, или брелок. Потускневший, странной формы – стилизованный плачущий глаз. Фотография этого «артефакта» мгновенно разлетелась по всем пабликам с подписью: «Смотрите, что я нашел у Театра Смерти! Это их знак?»
Нуар смотрел на фотографию жетона на экране. Он не помнил, чтобы у Эхо было что-то подобное. Он вообще не помнил, чтобы она что-то роняла. Он перевел взгляд на нее. Эхо сидела рядом, подперев подбородок рукой, и внимательно изучала комментарии под фотографией «плачущего глаза». На ее губах снова играла та самая, едва уловимая, всезнающая улыбка.
