– Да чтоб тебя черти утащили! – воскликнула та. – Что за дела? Что я такого сделала?
– Прости. Ничего. Просто ты выскочила так неожиданно. Но все же в порядке?
Они обе знали, что это все неправда: мавка хотела намеренно напугать Даяду, а та прекрасно знала о том, что она появилась, в тот же момент, как та материализовалась у нее за спиной.
Мавка провела бледной рукой по лицу.
– Ладно, сойдет, – буркнула она. – И что же ты тут делаешь? Такие, как ты, не часто заглядывают к нам в Обманный лес.
Харон едва слышно фыркнул.
– Надо кое-что обсудить. – Ответила Даяда.
– Пришла поговорить, а сама полынью мне в лицо тычешь, – скривилась девица, недовольно глядя на Даяду. – А ведь мы же с тобой почти одной крови.
– Извини, меры предосторожности, – пожала плечами Даяда. – Знаю я ваш народец. Задушите, а потом разбираться будете.
Мавка рассмеялась.
– Что верно, то верно, и такое у нас случается. Но тебя бы уж мы не стали душить, мы же запах твой чуем. Наша ты. Своих не трогаем.
«Как будто меня можно было бы так просто убить», – подумала Даяда.
Когда молчание стало слишком долгим, мавка спросила сама:
– Так о чем ты хочешь поговорить?
– Мне нужно кое-что узнать. Я тут беседовала с русалкой из реки в деревне…
Мавка скривилась.
– Это с Вельницей что ли?
– Да, с ней.
– Не слушай ее. У этой девки с головой не в порядке.
– Как будто среди нечисти есть адекватные, – насмешливо мурлыкнул
Харон. Уйка либо не услышала его, либо грамотно проигнорировала. В любом случае, выпад кота остался без комментариев.
– Слухи ходят, – сказала Даяда, игнорируя кота, – что в горе Семияге нашли перерождающий камень. Слыхала ли что про это?
Мавка повела плечом и снова чуть скривилась.
– Слухами всегда земля полнится. А ты и сама, наверное, знаешь, что нас, лесных русалок, не слишком уж и жалуют. Мы как второй сорт. Вроде есть, а будто и нет. С нами не считаются, нас не слушают. Поэтому все, что мы знаем, – лишь эти самые слухи. Нужна ли тебе такая информация?
– Все же лучше, чем ничего.
– За правдой и истиной тебе не сюда надо. – Усмехнулась Уйка. Даяда едва сдержалась, чтобы самой не скривиться.
«А к Баюну, ну конечно», – мрачно подумала она. Харон насмешливо на нее посмотрел, и весь взгляд кота будто доносил ей: «а я тебе говорил».
– Мне нужна твоя версия, – упрямо сказала Даяда. Уйка тяжело вздохнула.
– Ладно. Но говорить мы будем не здесь.
– Не вопрос. Здесь ведь, наверное, дети. Веди туда, где тебе удобнее разговаривать.
Уйка бросила странный взгляд сначала на нее, а потом на Харона. Тот прищурился.
– Хорошо. Пошли за мной.
Она повернулась спиной и Даяда скривилась: белое льняное платье было на спине порвано, и через дырки в ткани проступал вид на открытые зияющие раны. Некоторые из них гнили, на некоторых кожа отходила пластами, приоткрыв посеревшие мышцы, а из каких-то сочился гной. Зрелище не из приятных, но Даяде было не привыкать – на своем долгом веку она много чего повидала.
Они ушли с поляны и снова оказались в темном мрачном лесу. Уйка уверенно шла куда-то вперед и в очень скором времени они оказались на болоте. Там стоял странный удушливый запах.
– Чем пахнет? – скривился Харон.
– Безысходностью, – отозвалась Уйка, даже не оборачиваясь.
* * *
Как-то неожиданно наступил вечер. Темнота никогда не радовала Харона, но он когда-то поклялся, что всегда будет рядом с Даядой, несмотря ни на что. На болоте зажглись маленькие огоньки, и только тогда, когда от них полился загробный свет, Уйка была готова говорить.
