– Боюсь, день будет жарким, – продолжил я.
– Боюсь, – последовал краткий ответ, после чего невежа отвернулся и невозмутимо закрыл глаза.
Я сделал вывод, что разговор не входил в его планы, однако препятствие лишь подогрело решимость побеседовать по душам и обсудить всех лондонских знакомых. Захотелось вывести апатичного эгоиста из себя, разрушить ту незыблемую оболочку спокойствия, в которой он существовал. Я собрался с духом и приступил к осуществлению плана.
– «Таймс» – интересная газета, – заметил я.
– Очень, – ответил джентльмен, поднял с пола свежий номер и протянул мне. – Не желаете ли почитать?
Рассчитывая вызвать раздражение, я постарался придать голосу агрессивную жизнерадостность, однако его манеры по-прежнему демонстрировали лишь скуку. Я вежливо возразил относительно уместности перехода газеты в руки следующего читателя, и он все с тем же безразличным видом заверил, что сам успел изучить ее от первой до последней страницы. Оставалось одно: бурно благодарить в надежде, что собеседник ненавидит чрезмерное выражение чувств.
– Говорят, прочитать передовицу в «Таймс» – все равно что получить урок английской словесности.
– Да, слышал, – невозмутимо согласился он. – Лично меня подобные уроки не интересуют.
Стало очевидно, что рассчитывать на помощь газеты не приходится. Я закурил сигарету и высказал предположение, что стрельбой из ружья джентльмен не увлекается. Он подтвердил справедливость догадки. В данных обстоятельствах, разумеется, было бы проще опровергнуть это предположение, однако чудаком внезапно овладело желание исповедаться.
– Лично мне процедура кажется непропорционально громоздкой, – признался он. – Месить десять миль грязи в компании четырех мрачных личностей в черных бархатных куртках, пары измученных собак и тяжелого ружья – и все это лишь ради того, чтобы убить нескольких птиц ценой в двенадцать фунтов и шесть пенсов.
Я шумно рассмеялся и воскликнул:
– Хорошо, хорошо! Очень хорошо!
Он определенно принадлежал к числу тех людей, которые, едва заслышав смех, внутренне содрогаются. Очень хотелось похлопать его по плечу, но мешало опасение, что неосторожный жест заставит его окончательно замкнуться.
Я поинтересовался отношением собеседника к охоте. Джентльмен ответил, что чрезвычайно утомлен разговорами о лошадях и обо всем, что с лошадьми связано, – по четырнадцать часов в день! – и по этой причине охоту давно оставил.
– Так, может быть, рыбачите? – не унимался я.
– Для рыбалки мне не хватает воображения, – отрезал он.
– В таком случае наверняка много путешествуете.
Должно быть, к этому моменту джентльмен уже смирился с неизбежностью судьбы и сдержанно повернулся в мою сторону. Когда-то старая няня называла меня не иначе, как самым «утомительным» ребенком на свете. Сам я, правда, предпочитаю считать себя настойчивым.
– Наверняка путешествовал бы больше, – отозвался он, – если бы обладал способностью видеть, чем одно место отличается от другого.
– А в Центральной Африке не бывали? – осведомился я.
– Раз-другой, – ответил он. – Очень напоминает Кью-Гарденс.
– Ну а Китай?
– Нечто среднее между тарелкой, на которой нарисована ива, и трущобами Нью-Йорка, – последовал ответ.
– Северный полюс? – В глубине души теплилась надежда на удачу с третьей попытки.
– Ни разу до него не дошел, – ответил он. – Однажды добрался до острова Гаклюйты, и все.
– Ну и как впечатление? – уточнил я.
