Холодным и мрачным был вечер, когда я окончательно почувствовала себя никому не нужной в этом новом городе, в котором текла своя жизнь, в тишине на этой безлюдной улице в окружении холодных домов и чёрных стволов.
Я не заметила, как поднялась и прошла к озеру. Медленно брела вдоль заснеженного берега, не разбирая, куда и зачем иду. Только не домой: там мама, которая обязательно увидит красные от слёз глаза и насядет с расспросами.
«Ты не нужна ему, никому не нужна» – ворвались без предупреждения воспоминания. Как же Филипп был прав. Он знал.
Всё, что говорил Артём, его объятия – было ложью!
Я для него недостойная. Он никогда меня не примет как Сведущую, и высшей мне не стать.
Ещё несколько месяцев – а потом уеду подальше от Ростова. Поступлю в медицинский, как хочу, но не останусь здесь.
Слезы быстро перестали течь, когда в голове сложился хоть какой-то план. Это было слабое утешение, которое я придумала, но хоть так, чтобы хоть за что-то зацепиться, иначе я утону в болоте отчаяния.
Я держалась подальше от людных мест, чтобы никто не видел меня такой никчёмной и подавленной. Шмыгнув носом и поёжившись от холода, я огляделась. Впереди тянулась аллея к гимназии. Взгляд упал на конюшню, и я медленно направилась туда.
Здесь уже никого не было. Ученики и учителя давно ушли, свет в окнах не горел. Я остановилась перед запертыми металлическими воротами. Невысокие мраморные скульптуры, подпирающие третий этаж фасада, казались живыми. Они устали нести свою ношу, но стойко продолжали это делать. Отбрасывали тень друг на друга, создавая тёмные уродливые очертания. Будто их вторая сущность вырывалась наружу.
Когда я приблизилась к конюшне, раздалось тихое ржание. Без надежды осторожно потянула дверь, но, к моему удивлению, она оказалась открыта. Внутри горел мягкий свет, в воздухе витал запах сена, и тихое дыхание животных разносилось по помещению. Разбросанные опилки делали мою поступь беззвучной. Многие из лошадей уже отдыхали, но кто-то выглядывал из денника и провожал меня заинтересованным взглядом.
«Только поглажу Ветерка и поеду домой».
Конь не спал, он стоял и недовольно фырчал.
– Эй, ты чего? – Я выставила ладонь вперёд.
Ветер втянул воздух, признал меня и ткнулся носом в пальцы.
– А почему ты до сих пор в упряжке? – удивилась я, потянув за кожаный ремешок. И седло было на спине коня.
Я неуверенно оглянулась, убедилась, что в конюшне больше никого нет, и шепнула:
– Прокатишь меня?
Ветер вскинул морду вверх и тихо фыркнул.
Стараясь не греметь, я вытащила задвижку и открыла низкую дверцу. Взяла коня за повод. Ветер, будто боясь потревожить сородичей, старался ступать тихо. Я пропустила коня вперёд себя и пошла за ним.
Мощное тело шагало впереди, мышцы перекатывались на крупе, а хвост покачивался из стороны в сторону. Я не удержалась и прикоснулась к шелковистому боку.
Отойдя к забору, Ветер остановился, дожидаясь, пока я сяду верхом. Я забралась в седло и погладила коня по гриве. Взялась за поводья, как показывал Артём, и слегка сжала бока коня ногами. И он послушался, пошёл вперёд. Мерно ступал, оставляя на снегу следы, и уходил всё дальше с поля, ближе к лесу. Вероятно, Артём приучил его уходить туда.
Хотела развернуть коня, но тот упёрся. Я оглянулась.
«И как теперь вернуться?»
Ветер вскинул морду и громко заржал. Он просился в путь.
– Дружок, я не могу. Давай обратно?
