На журнальном столике в хрустальной вазе торчал сухой камыш, на стене повисли картины с зимними и осенними пейзажами, а над кроватью на мир уныло взирала старая черно-белая фотография мужчины и женщины. Я вгляделась в нее, от портрета веяло смертью.
А самое страшное поджидало на кухне. Репродукция «Мона Лиза» хищно скалилась, наблюдая за столом, где люди принимали пищу.
– Вы хоть знаете, что эта мадам с мужскими глазами убивает хозяев квартиры? – не выдержав, закричала я, – она включена в список десяти самых смертоносных картин!
Елена Юрьевна вздрогнула.
Но я не могла больше сдерживаться:
– Фото мертвецов над кроватью сосет из вас жизненные силы, сухой камыш и картины с умирающей природой делают то же самое! Немедленно уберите их!
– Куда? – женщина покрылась пятнами.
– Фото в комод, остальное на свалку.
– И «Джоконду» тоже? – икнула Елена.
– И ее туда же! – негодовала я.
– Хорошо, – пациентка бросилась выполнять мои указания, а я зажгла свечу и круговыми движениями стала обводить ею углы комнат, кухни, коридора и санузла, читая над каждым углом по три раза «Отче наш».
– Горим? – прибежала из спальной с портретом в руках хозяйка дома.
В воздухе летали черные ошметки черной энергии. Бабуля говорила, что это сжигаются нечистые силы, но я по неопытности в это не верила.
А ведь я рисковала. Как всегда.
Отодвинув диван, я увидела за ним толстый слой пыли. За креслом меня ожидало подобное.
– Елена Юрьевна, – отвлеклась я от работы, – подойдите сюда!
Она появилась с репродукцией в руках.
– Сор от слова ссора, понимаете меня? Вы часто ссорились с мужем?
Женщина кивнула, перевела взгляд на пыль и все поняла.
– Вот и хорошо, – улыбнулась я. – С сегодняшнего дня будете выздоравливать.
***
Думала, что прием пройдет спокойно, покажу, как латать ауры, поставлю диагнозы и пойду домой. Но не тут-то было. Когда все пациенты разошлись, в комнату ворвался мужчина лет сорока.
– Мы не работаем, – преградила ему дорогу Мила.
– У меня дело, не терпящее отлагательства! – мужчина нервничал. – Я Игорь Борисович Веретенников.
– Садитесь, – устало произнесла я и позвонила маме, чтобы она задержалась. – Что случилось?
А сама уже видела, как попадает под колеса темно-синего «Пежо» восьмилетняя девочка.
Ясновидение развивалось во мне семимильными шагами видимо потому, что я переступила запретную для человека черту.
– Надя моя погибла, – заплакал Игорь Борисович.
Я впервые в жизни оторопело наблюдала, как плачет мужчина.
– А теперь пятилетняя Оля тяжело заболела. Врачи правильного диагноза поставить не могут, плечами пожимают, а старая соседка говорит, что дочка не выживет. Помогите, никаких денег не пожалею!
– Вы на машине? – вздохнула я и подумала о том, что мне срочно нужна помощь бабушки.
Наказав Милке прибраться в офисе, я села с Веретенниковым в фольксваген и помчалась в сторону больницы.
Доехали быстро. Как ни странно, несмотря на позднее время нас пропустили к девочке.
– Брат – заведующий отделением, – объяснил ситуацию Игорь.
Малышка лежала в отдельной палате, возле нее сидела девушка.
Над девочкой летала дымка смерти.
– Мама Оленьки, Алла, – подала руку молодая женщина и уступила мне стул.
– Рассказывайте все по порядку, – приказала я.
– С нами живет моя бабушка, – начала сквозь слезы Алла. – У нее на шифоньере лежит так называемое «смертное». Ну, вы меня понимаете, – приготовленное на смерть. Когда никого в квартире не было, Наденька стащила чемодан с этими ненавистными тряпками и предложила Оленьке поиграть в покойников. Надели они на себя кто что захотел и легли на кровать. Когда я пришла с работы, они так и лежали. Отругала их, конечно, сняли они все, затолкала я «смертное» назад…
