Вечернее солнце опускалось прямо в глянцевитую гладь Азовского моря, словно указывая, где наиболее глубокое место. Туда, к тонущему светилу, первой пошла Наташа. Пока Олег любовался картиной заката, она успела снять белый в голубых горошинах сарафанчик, уложить его на сандалетки и вступить в переливающуюся мириадами серебряных и бронзовых отблесков зеленоватую воду.
Олег видел репродукции знаменитых Киприд, рождающихся из пены морской, а в Ленинграде, выстояв сумасшедшую очередь в Эрмитаж, едва ли не столько же времени простоял у статуи Афродиты. И вот теперь Афродита ожила и шла навстречу солнцу, порой закрывая его своей немыслимой, по-античному пропорциональной фигуркой, так что распущенные длинные волосы вспыхивали, просвеченные закатным светилом, и золотой их цвет умножался солнечным червонным сиянием. Над головой высветился нимб, каким венчается на иконах Пречистая дева. И это слияние классических античных форм тела с православным зримым духом словно бы говорило: религии временны, а человек вечен.
Она шла и шла, а море расступалось перед ее красотой, не спеша обхватить бронзовые ноги рывком, словно боялось спугнуть возможную добычу. Дно было пологим и неправдоподобно гладким, какого Олег нигде до сих пор не встречал. На каменистом Амуре или песчаной Зее порой одного шага у берега было достаточно, чтобы угодить в бочажину по горлышко, а то и с ручками. А тут шагай хоть до горизонта – не утонешь.
Чуть ли не в сотне метров от береговой кромки золотоволосая русалка взмахнула руками и пустилась вплавь, легкими движениями скользя по самой поверхности, так что даже розовые пятки были видны Олегу, и это его смешило – словно у богинь пятки должны быть иного цвета, а то и вовсе они их не имели.
Он ускорил шаги по дну, оттолкнулся всей мощью тренированных мышц и устремился в погоню за уплывающим видением, спеша не дать ему расплавиться в закатном кипении кромки моря. Вода манила дотронуться до тела богини, ибо первородность влаги, словно священной купели, давала ему это право – коснуться чуда, убедиться в его реальности. А что дальше? Но так ли существенно это «дальше», если есть ликующая юность, счастливая уже одним тем, что она существует?
Два юных языческих бога плавали в переливающихся теплом и светом бирюзовых струях. Даже не прикасаясь друг к другу, они чувствовали слияние и растворение во всем, что окружало их. Они были в эти минуты единым целым, потому что Море, Земля, Космос делали их такими. Нежность и ласка чудились уже в одном общем движении всех стихий – принявшей их воды, освежавшего их воздуха, ожидающей их земли и горящего на солнце и в волосах девушки огня.
Товарняк резко тряхнуло и накренило на невидимом повороте. Олег рефлекторно ухватился за борт грузового автомобиля, стоявшего на открытой платформе, на которую он заскочил в Джанкое, когда диспетчерское карканье, эхом катавшееся по отдаленным путям и стрелкам, подало ему мысль отправиться в Феодосию немедленно.
Скорый с Натальей укатил навсегда часом раньше. Олег даже не помнил, какие слова сказал на прощанье челябинской Афродите. Ему очень хотелось поцеловать ее, но полсуток знакомства не давали такого права. И к тому же казалось, будто один он так очарован, а ей это вовсе ни к чему. Не всегда ведь мы совпадаем, подумалось тогда Олегу. Мысль была солоновато-горька – или это просто на губах не растаял налет морской соли после купания в Керчи. Хотелось, но не решился. И тогда Афродита сама взяла его за широкие угловатые плечи, чуть привстала на носочки, и чмокнула коротко в губы: «Этот день я запомню навсегда. Он был наш и был один… Помни и ты…»
