Мужчины ее встретили как всегда радушно и, осыпав любезностями, стали расспрашивать, как поживает Ружена, все ли у нее справно, как здоровьице, да не нужна ли ей какая помощь. Леона отблагодарила щедрых на теплые слова мужчин и успокоила их тем, что наставница ее в добром здравии, в помощи, вроде как, не нуждается, и все у нее идет справно да своим чередом. По весне как раз продали вороную кобылку, ту самую, что приходится Флоксу матерью, да на вырученные деньги Ружена подумывает прикупить коровку или поросят.
— Тихомир, а где Беляна? — спросила Леона, когда собравшиеся вдоволь утолили свое любопытство, а обмен любезностями и новостями был окончен.
— А я ее к сродичам еешным сегодня отвел. К тятьке с мамкой. Она разродилась в начале травня, так ей шибко тяжко пока самой-то, а я и помочь-то вона толком не смогу щас. Сама видела сколько народу приехало, работы много, — ответил Тихомир, накладывая себе вареную картошку и хорошенько посыпая ее рубленным пахучим укропом. — Тебе положить?
— Да, давай, — благодарно согласилась Леона, протягивая ему свою миску.
— Да и правильно. Чего ей тута делать-то с дитем новорожденным, когда такая толпа народу у нас. Ей щас отдыхать надобно, силы набираться, да дите в тиши и спокойствии кормить. Мы-то ей щас помогать не могем, — посетовал Изъяслав. — Леонка, передай перепелок, будь добра.
— А я ей сразу говорила, шоб к родичам своим пока шла. Неча тут щас с крохой таким сижывать. Тут у нас хто только не захаживает ведь. А щас, вона и вовсе, седьмицу целую будет не протолкнуться. Люд-то разный небось бывает. Да и шумно ведь. А она уперлась, и все тут, хочу, говорит, с Тихомиром рядом быть, — всплеснула руками Любомира, с возмущением качнув головой, и подложила Леоне еще картошечки. Ей всегда казалось, что девочка не доедает. — Ешь-ешь давай, вон как исхудала-то.
— Я тоже пока там поживу, — продолжил Тихомир. — И ей спокойнее, что я рядом, и у меня на сердце легко, когда они при мне, — закончил он, вгрызаясь в птичью тушку.
— О! — радостно воскликнул Словцен, отвлекшись от разделывания перепёлки, — дак я тогда пока в вашу комнату переберусь! Можно?
— Само собой, — кивнул Тихомир, жуя птичье мясо. — Я и сам предложить хотел, все одно пустовать будет, — добавил он, подкладывая себе хрустящую квашенную капустку.
— Вот и по рукам! — Заключил Словцен, радостно улыбаясь. Что ни говори, а не шибко ему все же хотелось спать на тюфяке посреди трапезной.
Леоне вновь стало неудобно, и она неловко спрятала глаза, опустив взгляд в свою тарелку. Это ведь из-за нее Словцен должен был терпеть неудобства. Как бы парень не заверял в обратном, ему наверняка было бы неуютно. Девушка в который раз почувствовала себя очень обязанной этому доброму семейству. Все-таки хорошо, что появилась свободная комната…
Проницательная Любомира бросила быстрый взгляд на гостью и неодобрительно покосилась на младшего сына.
— Правильно Тихомир, правильно, — похвалил сына отец семейства, степенно кивая. — Муж с женою должон рядом быть. Ну-с, а поелику хорошо у нас все да ладно, то, от чего бы нам за это и не выпить-то, — продолжил он, разливая по кружкам теплый сбитень[2]. Себе же плеснул холодной медовухи и поднял взгляд на собравшихся.
— Ну, как говорится, чтоб х…, — начал было довольный Изъяслав, поднимая кружку. Но его быстро перебила Любомира:
— Изъяслав! — возмутилась она.
