— Ох, тетушка! Спасибо огромное! Я мигом! — Обрадованно ответила Леона, шустро начав собирать нужные для помывки вещи и уже предвкушая, как легко будет дышаться коже после трех дней пути без бани.
Не прошло и четверти часа, как она уже с блаженством снимала в теплом предбаннике походные сапоги и запыленные, пропотевшие штаны с рубахой. Зайдя в теплую помывочную, она первым делом замочила с щелоком грязную одежду в небольшой лохани. Затем собрала волосы под валянную банную треуголку и, набрав в ковш горячей воды, быстренько обмылась, снимая первую грязь и разогревая тело, чтобы не перегореть в горячей баньке. И только после этого зашла в натопленную парную, где ее тут же приятно обдало целебным жаром. Отряхнув стекающие по телу капли, она села на застеленную простыней среднюю лавку и, с наслаждением вытянув ноги, глубоко вдохнула разгоряченный душистый воздух, блаженно прикрыв глаза. Терпко пахло деревом и еловым духом. «Эх, сейчас бы попарил кто» — с легким сожалением подумала девушка, глядя на подвешенные к потолку венички.
Хорошенько прогревшись и пропотев, Леона вернулась в помывочную, снова облилась теплой водой из бадьи и, взяв мочало[1], докрасна растерлась, снимая дорожную грязь. И все же не удержалась — вернулась еще разок в парную, а после быстро выбежала из нее и с уханьем облилась ледяной водой из бочки.
«Как хор-рошо-то!».
Из бани Леона возвращалась чистая, раскрасневшаяся и счастливая. Пока дорожная одежда сохла, девушка оделась в чистую нижнюю рубаху и единственное взятое с собой платье с обрезанными рукавами и широкой горловиной, оставив запасные порты и дальше лежать в сумке. Незачем лишний раз щеголять по деревне разодетой словно мужик и тревожить чужие умы своим видом. Тем более в месте, где тебя знают.
Когда на село опустились сумерки, а поток приезжих в корчме стал иссякать, семья дворничих собралась за большим столом на хозяйском этаже. Среди них была и Леона.
Во главе стола сидел Изъяслав — отец дружного семейства. Это был светловолосый высокий полный мужчина с румяным круглым лицом, голубыми смеющимися глазами и добродушной улыбкой, прячущейся в его густой бороде с рыжеватым отливом. Подле него, по правую руку, сидел Тихомир — старший сын — спокойный и рассудительный молодой человек, очень походивший чертами лица на своего отца, но, в отличии от родителя, раздобреть он еще не успел, и, как и его брат Словцен, был худ и жилист. Ввиду своей молодости (этой весной молодой человек отпраздновал свой двадцать первый день рождения), он еще не обзавелся на лице густой растительностью и носил короткую жиденькую бородку.Место рядом с ним пустовало.
Оба мужчины, как и Словцен, были высокими и светловолосыми, но не обладали бледными веснушками, украшавшими лицо младшего сына, которые достались тому от матери вместе с приятными чертами лица и ровно очерченными губами. Словцен умудрился взять от обоих родителей все самое лучшее и был весьма привлекательным голубоглазым юношей, от которого не у одной девицы уже щемило в груди. Но сам он, как бы удивительно то ни было, ни к кому еще не сватался, и вообще будто не шибко увлекался девками. Хотя Тихомир в его возрасте уже собирал сватов к красивой чернобровой девице с густыми смоляными волосами, дочке местного кузнеца, на которой в прошлом году и женился.
Леона села рядом со Словценом, по правую руку от Любомиры.
