Парни весело переглянулись и громко прыснули.
Мужчина, смущенно, покосился на Леону, но продолжил:
— Ну, и чтоб деньги были, значитца! — хохотнул он и довольный отпил из своей кружки горячительный напиток.
Наполненный семейным теплом, шутками и смехом вечер пролетел слишком быстро и незаметно. Прежде чем уйти к себе, Леона помогла Любомире убрать со стола остатки еды и настояла на том, чтобы самой вымыть посуду. За постой с нее никогда не брали — принимали как родную, и Леона, искренне желая как-то отплатить за доброту, всегда чем-нибудь да помогала по хозяйству или бралась за работу по трактиру. Так было правильно, и на душе у девушки становилось теплее. У нее не особо-то получалось выражать свою благодарность словами, но зато она показывала ее делом. И завтра она обязательно пойдет проситься помощницей на кухню, где руки точно не будут лишними.
Сейчас девушка уже сидела на кровати в отданной ей во временное пользование комнате. Одетая в длинную ночную рубаху, с теплой улыбкой вспоминая ужин, она медленно распускала еще влажную после бани косу. Боги наградили ее густымидлинными волосами, чему она несказанно радовалась. Однако просыхало это богатство слишком долго. Потому к ужину ей ничего не оставалось, кроме как заплести их еще сырыми в косу — ходить перед мужчинами, да еще и садиться за стол простоволосой было бы неприлично.
В комнату постучали. Леона не сомневалась, кто бы это мог быть, и совершенно не удивилась, когда, открыв дверь, увидела на пороге друга.
Словцен вошел в комнату, таща в руках целый жбан[3] холодного сыта[4], огромную миску с тыквенными семечками и пару сдобных булочек.
— Ты что не наелся? — усмехнулась Леона.
— Да это что, развеж еда что ли? Так, чтоб было чем рот занять, — довольный парень расставил свою добычу на столе и плюхнулся на постель.
Леона взяла гребешок, села обратно и, медленно расчесывая волосы, укоризненно посмотрела на друга, недовольно проговорив:
— Что же ты не бережешь мою честь, Словцен. Кто же приходит по ночам к молодым девицам в опочивальни? А если прознает кто? Что же про меня говорить-то будут? Кто ж меня потом замуж-то возьмет после таких сплетен?
У Словцена покраснели уши. Он ошарашенно посмотрел на подругу и пристыженно опустил плечи. Раньше они не раз сидели в комнате вдвоем допоздна. Ему никогда и в голову не приходило…
— Да я как-то… — начал он неуверенно, смущенно нахмурившись и поднимаясь с кровати. Они ведь и правда уже не дети… Не дело так вот приходить теперь к ней…
Леона вдруг расхохоталась, потеряв всю свою укоризненность.Друга она совсем не стеснялась — какой он ее только не видел уже — и совершенно не переживала за свой непотребный внешний вид, но от укола не удержалась.
— Да шучу я, братец, шучу! Ты бы видел свое лицо. Такой вид глупый, ну чисто корова, у которой сено отобрали, — она снова засмеялась. — А ну ка давай, тащи сюда миску. Мои любимые принес? Эх, знаешь, чем меня прельщать.
Словцен расслабленно выдохнул и скорчил обиженную рожицу. Но все же, вставая за угощением, мимоходом недоверчиво глянул на подругу... Девушка снова весело рассмеялась. Взяв миску, парень поудобнее уселся на постель, расположившись на противоположном конце от Леоны.
— Смотри, что еще я захватил, — заговорщицки сказал парень и выудил из кармана две маленькие,размером с ладонь, берестяные коробочки.
Один коробок был совершенно обычный, прямоугольный — простой чехол для игральных карт. А вот второй оказался чудной — сложенный из двенадцати пятиугольных граней. Он был почти как шар, только обрезанный, граненый.
