– Честное слово, Симона, это слишком уж микроскопические придирки.
– А почему они идут через определенный промежуток времени?
– А почему бы им и не идти? Механические неполадки.
Симона запустила еще одну ленту:
– Ну а здесь? Этот легкий зигзаг – всплеск радиации. Вот еще – весьма регулярные всплески. Помнишь, я тебе говорила о них в прошлый приход «Бригантины»?
– Но им так далеко до нормы!
– Не это важно. Важно то, что по времени они совпадают с первыми штрихами.
– А первая лента – откуда?
– С регенерационной машины. Словно ее останавливали или переключали на другой режим.
– Ну знаешь! Какая тут связь?
– Да никакой, – сказала Симона.
Ада направилась к двери, но Симона продолжала упорно смотреть на легонькие лиловые загогулинки.
– Как ты думаешь, – спросила она вдруг, – что будет делать нормальный космонавт, если в кабину проникнет излучение?
– Такое?
– Такое – наплюет. Мощное.
– Усилит защитное поле. Ну, полезет в скафандр высокой защиты, если успеет.
– Ну а ненормальный космонавт?
– Ненормальных не бывает.
– Ненормальный космонавт заранее наденет скафандр, а потом… – Симона еще раз посмотрела на рисунок ленты и пошевелила пальцем в воздухе, повторяя кривую, – потом возьмет дезактиватор и накроет его раструбом датчик прибора. Прибор трепыхнется и как паинька покажет нормальную активность.
– Зачем?
– Не имею представления. Ну пошли.
* * *
– Последние известия, – сказала Симона голосом киберинформатора, входя в салон. – Большой океанский лайнер доставил из Чикаго в Москву тысячу триста актеров, статистов и специалистов-антигравитаристов «Беттерфлай-ревю». Гастроли продлятся четыре с половиной месяца.
– Ох, – сказала Ираида Васильевна, – никогда нельзя спокойно приехать в Москву попить чайку. На первом же перекрестке в тебя вцепятся – «нет ли лишнего билетика?».
Вот когда Санти брякнет: «И это – каждому по потребности».
Но Санти молчал.
– Во-вторых, десятого сентября ожидают извержения какой-то сопки. Разумеется, весь институт имени Штейнберга на ногах. И в-третьих, двоих ваших опять попросили с Марса: что-то они регулярно стали носить на руках браконьеров.
Гости невозмутимо промолчали.
– И вот-вот будет спецсвязь с Землей.
Санти поднял пушистые каштановые ресницы.
– Чья-нибудь мама, – пояснила Ираида Васильевна.
Но это оказалась не мама, а Митька, и Симона с Ираидой Васильевной, извинившись, пошли в центральную, и Митькина голова уже сияла на экране, и по этой голове было видно, что сидит он на самом кончике стула.
– Здравствуй, мама, – сказал Митька и тыркнулся в самый экран.
– Здравствуй, Митя, – ответила Ираида Васильевна так строго, что Митька даже растерялся:
– Мама, а ты ни на что не сердишься?
– Что ты, сынуля. Я просто устала. А как у тебя с отметками?
«Господи, что она вынимает из него душу?» – с тоской подумала Симона и постаралась боком-боком вдвинуться в сектор передачи.
– Это вы, тетя Симона? – закричал Митька, и глаза его сделались узенькими и совершенно черными – никакого белка, просто черная щелка. Вот так дикареныши радовались, завидя добычу. И бросались на нее. Этот еще не умеет бросаться – этот пока только радуется.
– Ну, что тебе, человечий детеныш?
– Теть Симона, а я узнал: волосатики все-таки инертными газами дышат. К Фаддею братишка приехал из Бордо – там все только об этом и говорят.
– А не путаешь, дикареныш? В нашем воздухе ведь тоже присутствуют инертные газы, – не в таком, конечно, количестве, как на Ганимеде, но всё же есть. Мы их и вдыхаем, и выдыхаем, и даже заглатываем. Но ведь мы ими не дышим и не питаемся. Понимаешь разницу или объяснить?
