Чужак хмыкнул.
— Родом из этих краев, — подтвердил он мою догадку. — Говорят, что это растение много раз пытались вывезти за пределы местных болот, но ни в какой чужой земле оно не смогло прижиться. Оставалось лишь довольствоваться изображениями.
— Разве в мире недостаточно других? — глуповато удивилась я.
— Мир полон чудес, но, как ты сама сказала, они — другие.
У меня появилось стойкое впечатление, что мы говорили совсем не о цветке, но я понятия не имела, о чем именно. В приятном голосе чужака слышалось столько грусти, что она проникала мне прямо в душу, обволакивала невидимой пеленой без просветов. Я неуверенно переступила с ноги на ногу, подняла руки к груди — и снова опустила, не зная, куда их деть. Любая поза ощущалась неуместной. Взгляд чужака изучал меня, не требовалось даже поднимать голову, чтобы убедиться в этом, я и так чувствовала его всем телом.
— Бывали у нас раньше? — Я попыталась продолжить мучительный разговор, хотя предпочла бы просто сбежать. Но это сочли бы за негостеприимство и грубость. Слишком много свидетелей.
— Можно сказать и так, — задумчиво отозвался он. — В прошлой жизни.
Я заинтересованно вздернула голову, но мой взгляд тут же снова уперся в медальон. Словно что-то мешало мне посмотреть чужаку в лицо. Рука, затянутая в черную перчатку, поднялась и аккуратно, бережно поправила шаль на моем плече.
— Ты дрожишь, пожалуй, тебе пора. Мне тоже.
Я отступила на шаг, чудом не врезалась в дерево и прошептала:
— Простите.
Чужак развернулся, забрал походную сумку из повозки и отправился в сторону центральной площади. Я смотрела ему вслед, не в силах пошелохнуться. Казалось, что его взгляд по-прежнему приковывал меня к месту.
2. Глава 2
Минус всех крошечных городков, которые лежали на старом тракте, состоял в том, что свернуть в них было совершенно некуда: если, конечно, путь не лежал в ближайший закоулок, да и тот традиционно заканчивался тупиком, упираясь в забор огорода. Чтобы пройти через город незаметно, пришлось бы лезть через грядки, а это зачастую было весьма опасным занятием: хозяева на подозрительный звук могли и с вилами выйти. Хюрбенские домики жались друг к дружке вдоль дороги, а новые добавлялись по краям, нанизывались на тракт, как бусинки на длинную нитку. Чем ближе к концу улицы, тем удобнее: быстрее путника увидишь, быстрее его к себе заманишь. Хюрбен, отрезанный от торговых путей, больше не удлинялся, а число жителей все уменьшалось. Главная улица тянулась через городок от моего дома до центра и дальше на север, а это значило, что идти нам с чужаком предстояло в одну сторону.
Я выждала несколько минут, давая ему фору, и обреченно потопала следом. Повода для беспокойства не было, но второй раз попадаться незнакомцу на глаза не хотелось: меня не покидало ощущение, что я сделала нечто запретное и предосудительное. Бред. В ушах до сих пор звучал голос чужака. Он совершенно не подходил к тому жутковатому образу, который создавали плащ и капюшон. Голос не портил впечатление, он его во много раз усложнял. Меня всегда притягивало необычное. Брат часто смеялся над этим, говоря, что любопытство однажды сыграет со мной подленькую шутку. Я довольно улыбалась в ответ, но понимала, что правда была на его стороне.
Поглощенная своими мыслями, я прошла половину города. Обнаружила, что всю дорогу стискивала челюсти, только когда они начали ныть. Ветер сменил направление и теперь дул мне в лицо, заставляя щуриться и прикрывать нос рукой, а недалеко впереди упорно маячил длинный темный плащ. Ни один порыв не сорвал с головы чужака капюшон, хотя я могла бы поклясться, что тот ни разу не поднял руки, чтобы придержать его. Встречные люди спешили по своим делам, не обращая на нас внимания. Я подумала, что плащ, как и медальон, обладал неведомой колдовской силой, которую никто, кроме меня, не мог увидеть, поэтому их хозяин не казался жителям странным, не вызывал у них интереса.
