— Отошли ее куда-нибудь, — басом прошептал один из них.
— Куда я ее отошлю? — так же «скрытно» растерялся хозяин.
— Вы же понимаете, что я вас прекрасно слышу? — уточнила я. Стащила сапоги, которые успели до крови натереть мне пятки, и залезла на лавку у печки, подтянув под себя холодные ноги. Эх, сюда бы еще одеяло, и можно оставаться жить.
— Домой, — не растерялся первый и с недоверием покосился на меня.
— Не-а, — зевнула я.
— Не волнуйся, Эб, она болтать не будет.
Теперь на меня косились оба, один с сомнением, другой — с немой просьбой о подтверждении.
— Не буду, — торжественно пообещала я.
— Бабы, они такие, — проворчал Эб и отвернулся к окну. — Им только дай чего послушать — завтра весь город знать будет, еще и выставят кретином.
Я изо всех сил делала вид, что пропустила последнее предложение мимо ушей, исключительно ради хозяйского спокойствия. Едва ли не каждому в Хюрбене было известно, как повезло Эбу с женой: по способности создать проблему из ничего она уступала разве что моей тетушке, в которой с детства таился нерастраченный актерский талант. Увы, театры оставались в столице, у нас появлялся только бродячий цирк.
Наконец мужики расслабились и вновь принялись перешептываться. Речь шла то об урожае, то о дождях, то о мясе, и постепенно я перестала вслушиваться. Забытый всеми товар лежал на прилавках, и я решила, что вечером заберу вырезку домой, никто и не заметит. Не пропадать же добру.
Мужики ждали гонца, вернее сказать неудачника, выбранного подглядывать в окна Управляющего и выяснить, что за чужак к нему пожаловал. Народ у нас терпеть не мог секретов. Гонцом, как всегда, оказался двенадцатилетний Арни, единственный сын мясника. Прошлым летом он сильно вырос, а наесть жирка не успел, так что был похож на пресловутую тростинку на ветру – правда, высоченную. Выгода такого роста заключалась в том, что Арни мог без труда засунуть свой любопытный нос в любую щель… то есть окно.
Арни вернулся бегом, красный, как кусок свежесрезанного филе.
— Что там? — спросили в один голос мужики, а я почти беззвучно хихикнула из угла: такие заинтересованные у них были лица.
— Чужак-то этот не простой, колдун он, — выдал Арни, тяжело дыша и держась за живот. Со стороны казалось, что последний был безжалостно вжат до самого позвоночника. — Злой. За своим, мол, приехал, отдавайте. Чуть Управляющего не убил.
Мужики переглянулись, Арни приосанился: важность донесения так и распирала его изнутри. Ему редко доверяли что-то значимое, зачастую он понимал поручения слишком своеобразно. Мне же и вовсе не стоило ни в чем на него полагаться. Когда я только начинала здесь работать, Арни отчего-то решил, что его долг состоит в том, чтобы поскорее от меня избавиться. Чего только я не натерпелась, пока мы оба не выяснили, что отец не собирается ему помогать. В свою последнюю попытку Арни засунул мне в сумку свиную ножку и спрятал ее в углу под утварью. Сказать хозяину о пропаже сумки я постеснялась и решила, что потеряла ее где-то на прогулке в лесу. Такое со мной случалось: задумавшись, я могла забыть обо всем на свете. Развязка наступила тогда, когда один из покупателей зашел в лавку и сморщил нос, а мы с хозяином ринулись на поиски сокровищ. Свиная ножка в сумке едва не обрела вторую жизнь, я бы не удивилась, если бы на ней в скором времени выросли глаза. Вовремя явившийся Арни не растерялся и принялся докладывать, что я, дескать, ножку-то украсть и продать хотела, а благородный рыцарь спас лавку от неминуемого разорения. Забыл на место положить, так это ничего, бывает.
