Аспостов день… по дороге за сачком
– Ну, ты руку-то отпусти…
– Нет!
– Да я постою рядом, не бойся. Бросай!
– Не-а…
– Посмотри на меня.
– ?
– Ты мне не веришь?
– Верю.
– А что тогда?
– Я себе не доверяю. Сил нет вовсе. Смыло потоками холодной, слишком мокрой воды, что льётся с неба невпопад. Не вовремя.
– Ну, как?.. Вовремя. Осень…
Днём ранее, Он гулял по берегу небольшого озера. Утро, закутанное в серую шаль серебристой предгрозовой дымки куда-то вышло, а день, занявший его место, оказался куда более приятным. Понятным и тёплым. Ему нравилось гулять так просто, без какой-либо определённой цели. Идти вразвалочку, как списанный на берег матрос. Или аккуратно и решительно, нет, скорее – отважно, словно первоклашка, вслед за которым, скрываясь за углами домов, спешит, раскрасневшись, бабушка или сопящий дед с красивой тростью наперевес.
Шаг– топ, шаг-то-по-топ, то-топ, по-топ… по-топ.. Слова и вправду обладают волшебной властью над действительностью, ибо по-топ, охотно отозвался на хлопоты созвучных ему шагов и явился. День же, напротив, ушёл. И досадливо хлопнул дверью, да так, что сквозняком сбило на сторону чуб кроны деревьев, ну и Его заодно смахнуло,– крошкой со стола, прямо в воду.
– Ой!!!
Плавал Он важно. Месил ногами так же, как и ходил: по-топ, по-топ. По… Поверхность воды сперва держалась тонкою плёнкой под ним, а после нескольких замесов не выдержала и сорвалась в крик:
– Я не тесто!
– Да я виж– ж– жу,– ответствовал Он и безответственно принялся тонуть.
Нет, конечно Он пытался удержаться на плаву, но во-первых, был слишком тепло одет, а во-вторых,– чересчур голоден. Он же шёл подышать свежим воздухом, нагулять аппетит и вполне справился с этой задачей.
– Говорила мне мама, не выходи из дому без завтрака,– бормотал Он себе под нос, пытаясь вспомнить единственный урок плавания, которого не избежал в раннем детстве.– Так. Чему там учили?– « Представь, что ты поплавок. Набери в лёгкие побольше воздуха и задержи дыхание…» Ах!– Он глотнул воздуха до рези в животе и, надув щёки, затаился, ожидая результата. Рассерженная вторжением вода потянула было его тело вниз, в своё ненасытное чрево, но клочок неба, запертый вдохом, слишком сильно желал находится там, где привык, и устремился всей своей прозрачной душой ввысь, увлекая за собой шмеля.
Да – да, это был именно он, Шмель! Неизменно пушистый, яркий, в блестящем сияющем цилиндре, бархатном плюшевом жилете и лакированных штиблетах.
Вечер зажёг дежурный ночник луны и вышел, предварительно проверив, закрыты ли форточки. Стало душно. Вода в озере металась во сне, тянула одеяло на себя и всё, что попало на её поверхность за недолгий день, скатывалось прочь и навсегда терялось в глубине.
Шмель старался оставить сухой как можно большую поверхность своего тела. Он понимал, что, стоит ему полностью намокнуть, и намерений глотка воздуха окажется недостаточно, чтобы помешать ему опуститься на дно. Вода перестала ему досаждать и теперь лишь баюкала, со свойственным ей коварством. Лёгкая дремота и та была связана с риском сделать маленький шаг через порог, который ведёт в вечность. А как она выглядит, эта вечность, Шмелю явно не нравилось. Ранним вечером, при свете сгорающей от стыда зари, он успел разглядеть на дне водоёма блестящие монеты бронзовиков, тела кузнечиков, размокших до состояния гусениц и одного шмеля, похожего на комок траурно– чёрной ваты. И пока не хотелось туда, где форма уже не имеет значения, он держался изо всех сил, пытаясь не заснуть.
