Лесови́чки. По следам Голубой цапли - страница 6

– Сама ты не существуешь! Мокша говорила, что она есть, только от людей прячется. А мы не люди, так что нам она сразу покажется. А там мы её хвать – и…

– Мало ли что твоя Мокша говорит, – перебила Кляква. – Ей вообще сто лет, она едва помнит, как дойти до дома, и думает, что бубель-губель – это такой стиральный порошок. Может, про цаплю она всё выдумала.

Тоша раздражённо затопала ногами: вот же упёрлась, трусливая лохмату́шка!

– Последний раз тебя спрашиваю! – крикнула она и сжала кулачки. – Пойдёшь со мной за счастьем или нет?

– Не пойду! – пискнула Кляква. – И ты не ходи, только хуже будет.

– Ну и сиди тут одна, несчастная! Пусть тебе вообще оторвут уши, навсегда! – Тоша от досады сама чуть не дёрнула Клякву за волосы. Потянулась к ней было, но Кляква тут же запищала, и Тоша только рукой махнула: связываться ещё с этой мышью. На неё чуть взглянешь не так – она уже дрожит.

– Я поймаю цаплю, – мстительно сказала Тоша, – и с тобой не поделюсь. Ни пёрышка не получишь. Ни кусочечка счастья!

Кляква снова затрясла головой, но Тоша на неё уже не смотрела. Она развернулась и пошла прочь с поляны, и ногами топотала нарочито громко – чтобы даже глупая Кляква поняла, что они больше не друзья.

– Счастье – это… – бубнила Тоша. – Счастье… Это… Это… Пастила… Сладкие орешки… Некусучие рукавички… Пугать рыбёшек… Прыгать наперегонки с лягушками… И ещё когда… Когда…

– Ерунда всё это! – вдруг ещё сильнее разозлилась она. – Не счастье, а так. Совам на смех.

Тоша пожевала губу, остановилась и прислушалась к себе: ей показалось, будто у неё урчит в животе, но ничего подобного и в помине не было. Есть ей не хотелось, а живот у лесовичек не болит никогда, это всем известно, – даром они, что ли, пьют столько ромашкового чая. А всё-таки было как-то неуютно, словно внутри у Тоши поселилась горчинка.

«Что, если и впрямь не существует никакой цапли?» – подумала Тоша. Тогда Кляква поднимет её на смех, но это не самое страшное. Куда страшнее то, что без помощи цапли Тоша может никогда и не узнать, что такое настоящее счастье. Как ей понять, что это именно оно, если даже маме не удаётся распознать его наверняка?

Но даже жизнь без счастья не кажется Тоше такой пугающей и тоскливой, как мысль о том, что без цапли ни за что не найти папу. О папе Тоше рассказала мама по большому секрету. Тоша молчит про большой секрет уже три лета, три осени и две весны. Каждый раз, когда она о нём вспоминает, Тоше кажется, что она наглоталась холодной воды из ручья, и теперь внутри у неё всё заледенело тоже.

Мама сказала, что Тошин папа (он носил звучное имя Амадей и невероятно им гордился) ушёл искать Голубую цаплю. Он ушёл не один, а забрал с собой всех других пап, и дедушек, и даже братьев, хоть те и были сопливые, маленькие и непригодные в походе.

– Зачем он это сделал? – спросила Тоша.

Она намазывала брусничное варенье на кедровую лепёшку. За окном завывала вьюга, и было совершенно непонятно, зачем нужно куда-то идти, когда вокруг такой страх и холодина, а дома, у огонька, уютно и тепло ногам.

У мамы в руке хрустнула ветка. Тоша обернулась и увидела, как по полу разлетелись сушёные лисички. Подумала: «Какая странная ветка, наверняка от круши́ны. Больше она за ними не пойдёт – лучше наберёт можжевеловых».

Мама сказала:

– Он всё хотел быть счастливым. Ему все говорили: какое ещё тебе счастье, плохо, что ли, живём? Хочешь – води сов за нос. А хочешь – пускай кораблики или ешь досыта липовой пастилы. И радуйся каждый день! Зачем что-то искать? А он всё твердил: мир такой огромный, не может же в нём не быть…