Лети за вихрем - страница 13

Что ж, вот так и должна протекать жизнь благородных господ: за древними стенами, в полутемной прохладе высоких залов, за премудрыми беседами, славными пирами и разведением цветов на уступе над пропастью… И что я скажу молодому барину, если доведется поговорить? Что он в опасности? А то он, мудрый наследник древнего рода, сам об этом не догадался, как же! Ладно, пусть даже и вправду не знает ничего, – что же, я подойду вот так и скажу: берегитесь, господин граф? Советовать начну: мол, не ссорьтесь ни с кем, ничем не клянитесь, ни зла, ни добра не желайте, – вообще, живите вполсилы, авось хоть так на земле удержитесь?.. Тоже советчица, – где он, а где я! Раз пожалел разок цыганку с цыганенком, то и меня, холопку, непременно послушает? Ага, как же. И думать забудь…

Замковый мост был опущен, людей не видно, – войти, что ли?.. Вздохнув, я поднялась с земли – и побрела обратно в село.

Отступилась – как моя бабка. Как все.

Впрочем, от мыслей-то я все ж не отступилась и в другой раз время выбрала куда как удачно – на праздник Святой Троицы. После праздничной службы целая толпа народу расходилась по домам, потому мне не составило труда отвязаться от своих и притаиться в лопухах неподалеку. В костеле остались только священники да служки. Тетка Ева, мелко крестясь, раскланивалась в дверях, тараторя, что придет перед вечерней полы в храме мыть, отец Матей что-то гудел басом в ответ. Наконец тетка Ева ушла, – я облегченно вздохнула: Зденек с ней не пошел, задержался. Через четверть часа снова скрипнула дверь, – отец Матей вышел из церкви и заковылял к своему домику, за ним вышел молоденький, с рыжими усиками, отец Шимон…

Похоже, Зденек остался в церкви один: вот свезло-то! Я шмыгнула на крылечко, приоткрыла дверь и бочком проскользнула в храм. Было темно – ни свечечки, только перед деревянной фигурой Пресвятой девы горела единственная лампадка. Зденек стоял перед статуей и неподвижно, не мигая, глядел на огонь. Видать, молился про себя, – ясно дело, будущий святой брат. Сейчас он и сам был похож на статую – только не красивую и ладную, как фигуры святых в нашей церкви, а корявую и несуразную: тощий нескладный дылда с сутулой спиной, головой что пивной котел, длинными руками с несоразмерно большими кистями. Да, парень, доставалось тебе в нашей деревне – достанется и в монастыре… Еще бы, такому-то чучелу!.. А он и постоять за себя не сможет – больно безобиден, хотя я сама видела, как этот тихоня на спор с моим средним братом руками подкову гнул…

Наконец Зденек размашисто перекрестился (при этом все его длинные руки и ноги пришли в движение, как у веревочной куклы), пальцами загасил огонек и одним шагом одолел расстояние до двери, почти столкнувшись со мной. Вроде бы большой и тяжелый Зденек должен был сбить меня с ног, – но я только отшагнула к выходу, зато сам он резко качнулся назад и чуть не снес спиной тяжелый подсвечник.

– Кто тут еще? – сиплым голосом проорал Зденек. – Поди прочь…

Вот дурак-то!

– Это я, Зденечек, – ответила я. – Чего ты так пугаешься?

Ответом мне был долгий облегченный вздох: видимо, Зденек и впрямь напугался.

«Монашек» вышел на свет, подслеповато щурясь и мигая. Я рассматривала его, в очередной раз удивляясь, как в одном-единственном парне могло собраться все, что кажется страшным и противным: большой ноздреватый нос, здорово косящие глаза, низко сидящие и кривые, словно жеваные, уши, за которые были заправлены отросшие сальные патлы. А уж зная о том, что он откровенно глуп и даже с третьего раза не может запомнить, как кого зовут… Что на любую ерунду может начать плакать, как малец, или, наоборот, безостановочно смеяться… Что порой его лицо и руки даже в церкви дергают корчи… Мало ли, что «водоворот», зачем бы барину такой приятель?..