Лети за вихрем - страница 39

В покрытых тонкой корой ладонях блестела серебристая светящаяся жидкость.

– Испей этого света: его Адам с Евой в раю пили – в последний раз… В нем наша душа, в нем твоя память.

Я послушно пригубила странный напиток – прохладный, сладковатый на губах и чуть горький, когда распробуешь. Голова слегка закружилась, словно от крепкой браги, песня луны стала громче, звуки – резче. Зеленые глаза древесницы улыбались.

– Дай оберег, девочка… Дай, не бойся. Хороший оберег, буковый: твой род, твой корень.

Древесница приняла оберег в ладони, полные лунного напитка, подняла выше… Свет, яркий свет полился из ее рук, лишь буковый якорь просвечивал сквозь пальцы: сияющий, голубоватый, только посередине его раскаленным угольком горела алая капля.

– Видишь – это кровь твоя: капля к капле, сила к силе, не уходи… Пей, милая.

Я до дна осушила ковш, сложенный из ее ладоней, коснулась оберега губами… Древесница осторожно взяла его за шнурок и повесила мне на шею.

– Не уйдет твой вихрь. Долго еще не уйдет… – прошептала она.

– Вихрь, вихрь… – зашелестело по кустам. – Ох, не уйдет!

– Вихрь! А вихрь-то тут, рядышком! – хихикнул крепкий маленький человечек в шапке из ореховой скорлупы.

– Вспомни, девочка, – древесница взяла меня за виски. – Вспомни.

Голова кружилась, и лес вокруг тоже кружился все быстрее… Цветы-искры неслись в хороводе. Цветы, подхваченные вихрем в моем сне…

***

Я снова летела чуть ниже облаков, внизу расстилались покрытые лесом холмы, поля, наше село, ближние Подзамцы, совсем дальние Боровицы… Замок на горе, а напротив него, на другой такой же, – одинокий вековой дуб, цепляющийся корнями за камни.

…Я знаю, это уже было, – шептал мне на ухо ветер, гонящий по небу облака, — было или не было, было или будет…Слова записаны, песня допета: она спела, – ты стала…

Я молчала, а где-то там, давно и далеко, в странном месте, что я покинула, белые буквы бежали по темному зеркалу. Складывались в слова, рифмовались в строки, ложились на знакомую музыку:

– Вот холмы с дорогой, лесом да селами…

Темное зеркало светилось в темной горнице, а перед ним сидела тощая простоволосая женщина в черном платье – женщина с душой засыхающего бука. Это было ее мечтой, ее смыслом, – бук тянулся напряженными рвущимися корнями, пытаясь прорасти сюда, в этот лес, под это небо.

– Вот корчма, а из дверей пахнет жареным…

Сюда – кем угодно: цыганкой, собакой, деревом на холме, птицей на ветке, тростинкой у ручья. Сюда, где корни деревьев сплетаются вокруг древних пещер. Где цветы-искры летят в кружении вихря – самого светлого вихря на свете…

– Здесь родиться мне, и быть мне веселою…

Там, в доме с черным зеркалом, ее оберегом была книга, за которой открывался желанный лес. Тысячи букв сплетались в строки, шелестели листьями, гремели грозой, пели скрипкой.

– Рыжей девкой, – а ты будь моим барином…

Нож с узким лезвием скользнул в ладонь, ударил по запястью. Кровь, черная в сумерках, закапала на страницу: капля к капле, сила к силе, возьми кровь мою, источи сердце мое… Только не уходи, не погасни, не покинь меня!..

– И стало по слову ее, – древесница зорко и внимательно смотрела мне в лицо.

Ее зеленые глаза сделались огромными, заслонили небо, землю, лес…

И стали лесом.

Лирическое отступление: БАРИН

Вот холмы с дорогой, лесом да селами,

Вот корчма, а из дверей пахнет жареным.

Здесь родиться мне – и быть мне веселою

Рыжей девкой, – а ты будь моим барином.