Пятка болела безбожно. Я сделала прохладную ванночку для ног с морской солью, замачивала её почти полчаса, потом сходила в душ, и намазала ступни какой то обезболивающей мазью (Иннка подсунула, ходит вокруг с виноватой физиономией, то мазь принесет, то кофе с печеньками: чует кошка чьё мясо съела!). Мазь пока не действовала, я взгромоздив диванные подушки горкой, подстелила старое полотенце, уложила на на них свои ножки и полезла в планшет. Мои нервы требовали снятия стресса. А для меня это классическая музыка.
Я люблю классическую музыку, хотя… должна признаться, я разную музыку люблю, иногда даже грешу «попсой». Но, в разумных пределах, и если это действительно того стоит. Ещё, с удовольствием, время от времени, слушаю то, что у нас называют шансоном. Согласитесь, несколько странные у меня музыкальные пристрастия. Ой, только не надо вот этого снобского: «Фи, шансон, как можно, в вашем возрасте! Не камильфо!» Я вас умоляю! Меня, конечно, не привлекает тюремная романтика. Но, есть у некоторых исполнителей этого жанра, песни, которые трогают мою трепетную душу и бередят воспоминания. В них слышится горечь, тоска по чему-то невозвратно утраченному: детству, молодости, первой любви, и дальше по списку. Ну, в общем, как хотите теперь ко мне относитесь, но послушиваю под настроение.
А сейчас, мои потрепанные трупом, бегом по пересечённой местности, бестолковым полицейским, пяткой, и Иннкой нервы, просили, нет они требовали чего-нибудь легкого и успокаивающего.
«Соната номер шесть» Паганини, сделали своё дело, я расслабилась, полностью погрузившись в чарующие звуки скрипки. Всё-таки великая это сила – музыка. И такое её огромное множество – за всю жизнь не переслушаешь, под любое настроение: и погрустить, и повеселиться, и успокоиться, и вбодриться, и поплакать, и посмеяться.
Я еще полистала странички, в поисках чего-нибудь этакого, так, это у нас что? Зарубежные исполнители… ну-ка, ну-ка, о! То что надо: Сальвадоре Адамо «Падает снег», потрясающе красивая песня, песня нашей молодости… Ах, как мы под нее танцевали! А у сестрицы в ту зиму был такой головокружительный роман…
– Инна, Инна, где ты там, иди сюда!
Иннка будто только этого и ждала:
– Чё, Сань, сильно болит?
– Да нормально, послушай, – я сунула ей в ухо наушник, – помнишь?
– Ну.
– Чё ну? Вспомни, ты на втором курсе училась, на новогодние праздники приехала домой, помнишь?
– Ну.
Я её сейчас ударю, честное слово. Видно она поняла по моим глазам, что ещё одно «ну», и я за себя не отвечаю.
– От меня-то ты чего хочешь?
– Как того парня звали, с которым ты тогда танцевала, у вас ещё бурный роман потом был?
– Не помню…
– Да помнишь ты, он к Денисовым приезжал, внук или племянник… ну ты должна помнить…
– Вадик, кажется. – неохотно вспомнила Иннка.
– Точно, Вадик! Красивый был такой, вы танцевали под эту песню, а мы с Лидуськой сидели в уголке, она всё вздыхала мечтательно и шептала: «Повезло твоей Иннке»… Интересно где он теперь?…
– Да какая разница где: «Иных уж нет, а те далече».
– Да… и Лидуськи уже почти семнадцать лет как нет…
Лидуська была моей школьной подружкой. Дружили мы с четвёртого класса, и ближе подруги у меня не было. Она была невысокая, худенькая, с короткими вьющимися волосами цвета льна, и остреньким личиком. Вся какая-то хрупкая и прозрачная, как будто бестелесная. Похожая на ангела. У неё был врождённый порок сердца. Она умерла во время операции по замене износившегося искусственного клапана. Ей было двадцать восемь лет.
