Лето разбитых сердец - страница 29



Мне стало не по себе.

— Ну, что я говорила? Растаяло ледяное сердечко нашего неприступного красавца?

— Не бери в голову, — рявкнул я немного грубо, а потом соврал:

— Мы просто поспорили с Лехой на Варьку. Вот он и боится проиграть.

— Поспорили? — Стеша сморщила свой аккуратный носик и тут же слезла с моих колен.

— Кто ты и что сделал с Добрыней? – спросила она разочарованно, прежде чем уйти.

Я не нашелся с ответом. Как и не стал удерживать Стефу рядом. Откинувшись на спинку кресла, я закрыл глаза и мысленно сосчитал до ста: я хотел успокоиться, и это мне удалось. Жаль, ненадолго!

Стоило мне вернуться в реальность, как та снова подставила подножку: наплевав на нашу дружбу, Леший во всеуслышание заявил о подъехавшей машине такси для Вари и тут же первым вызвался проводить девчонку до шлагбаума. Скворцова же, сверкнув ехидным взором в мою сторону, не раздумывая согласилась, и пока я поднимал отвисшую челюсть, под ручку с Камышовым выскочила на улицу.

Всего сто метров наедине, но уже минут двадцать я никак не мог отлипнуть от окна, высматривая в темноте их силуэты и сгорая от желания набить Лешему морду.

— Эй, — Илюха, не жалея сил, хлопнул меня по спине и проследил за направлением моего взгляда. — По всему выходит, план наш провалился…

В его голосе не было сожаления, да и вообще вся эта затея с Варей не особо нравилась ему изначально.

— Плевать! — шикнул я угрюмо и резко скинул с себя руку рыжего.

Варя, отец, свадьба — все отошло на задний план. Единственное, что я хотел знать, — это куда запропастился Леший и какого черта он вообще увязался за матрешкой.

— Ауч! — вскрикнул Лучинин и нарочито громко рассмеялся. — Если не перестанешь пялиться в темноту, я решу, что ты ревнуешь!

— Кого? — выплюнул я резко.

— Ну, не Лешего, надеюсь! — довольный собой, Илюха заржал еще громче.

— Лучинин, у тебя зубы лишние? — развернувшись к пацану, я схватил того за грудки. Моя ярость искала выход, и, видел Бог, рыжий играл с огнем.

— Остынь, Добрыня! — улыбка моментально сползла с веснушчатой физиономии друга. — Леший накосячил — не я!

— Накосячил? – окрысился я на Илью. — Да он мне в рожу харкнул!

— Не горячись, Мить! Дай ему объяснить! — вопреки всем моим предупреждениям, Лучинин бесцеремонно закинул свою лапу мне на плечо, а потом указал в сторону прихожей, где, стряхивая с волос дождевую воду, стоял Камышов. — Дружба дороже, помнишь? — осторожно напомнил рыжий, прежде чем, сжав кулаки, я сорвался с места.

— Никогда не забывал! — ощущая странную горечь на языке, я впервые ударил лучшего друга.

Леший пошатнулся, но устоял. Приложил ладонь к разбитому носу и, сверкнув ледяным взглядом, лишь ухмыльнулся в ответ. Мне было не привыкать драться, но сейчас, вместо привычного азарта и жажды победы, я ощущал удушающее опустошение. А Леший даже не думал защищаться. Он стойко сносил удар за ударом, признавая свою вину. И черт подери, от этого мне становилось в разы хуже. Парадокс, долбаный бумеранг дружбы: кровь стекала ручьем из носа Камышова, а от боли загибался я.

К тому моменту, как на подмогу подлетел Лучинин, мы уже сидели с Лешим полу. Тесная прихожая, чужая обувь повсюду… Камышов рукавом вытирал кровь, я смотрел на него исподлобья и, казалось, видел впервые…

— Объяснишь? — прохрипел я. Горло саднило, костяшки пальцев сводило от запекшейся на них крови.

Сколько мы так сидели? Десять минут? Час?