Я только что поделился с ними последними новостями, и сейчас они с трудом пытались переварить услышанное. Леший, навалившись на бетонное перекрытие полуразрушенного ангара, смотрел в пустоту. Илюха, как и я, стоял у самой кромки воды и под звонкий лай Гая безжалостно уродовал озёрную гладь очередью из гальки.
— Кринжово, чё, — нарушил затяжное молчание Рыжий, закинув в воду ещё один «блинчик».
— Жёсткий аут! — сплюнул Лёха и, усевшись на сымпровизированную из старых досок лавку, вытянул ноги.
На руинах заброшенной лодочной станции мы собирались исключительно в экстренных случаях — сегодня был один из них.
Наше тайное место. Источник силы. Здесь мы говорили обо всём и не боялись, что хоть слово вылетит за пределы ангара. Когда-то давно, ещё в детстве, мы поклялись, что никому и никогда не расскажем о нашем убежище, и с тех пор, несмотря на то, что жизнь раскидала нас по разным концам города, мы ни разу не нарушили обещание.
— Вот такая жиза, пацаны! — произнёс я, невесело улыбнувшись.
Обмахнув об штаны грязь с ладоней, я подозвал к себе Гая и, потрепав того за ухом, отошёл от воды. Уже в следующее мгновение занял место на кривой лавке рядом с Лешим и, заложив руки за голову, прикрыл глаза.
В моём кармане уже битый час надрывался мобильник, в кроссовках не по-детски хлюпала озёрная жижа, а на душе по-прежнему скребли кошки. Впрочем, у всех нас настроение было не айс! И только Гаю было всё нипочём: подставляя мокрый нос рваным порывам ветра, он с азартом гонял чаек и юлой крутился под ногами.
— Гай, фу! — Илюха оттащил пса от очередной пернатой жертвы и, прицепив к его ошейнику поводок, отвел своего беспородного друга под крышу. Сам же уселся к нам с Камышовым на лавку.
Дождь между тем накрапывал всё сильнее, а в воздухе пахло грозой.
— А вообще, старика твоего понять можно, — усмехнувшись, произнёс Лёха. — Мать у Варьки, что надо!
— Леший, ты дебил? — осёк его хрипловатым басом Илюха и с размаху заехал придурку ладонью по затылку. — Будь она хоть трижды мисс мира — это ж Скворцова!
— Э! Вёсла свои не распускай! — огрызнулся Леший, реально не догоняя, что ляпнул лишнего.
— А ты думай, прежде чем рот открывать!
— Да хорош вам уже! — остановил я обоих. — Делать-то теперь чего?
— Хрен его знает! — не сговариваясь хором ответили пацаны.
— Ясно одно, — сдунув с глаз отросшую чёлку, заявил Лёха. — Голубков этих престарелых разводить надо по разным углам, пока Скворцова не стала Добрыниной, а ты, Митя, — аутсайдером века!
— Это понятно! — я обречённо кивнул. — Вопрос: как?
— Да просто скажи бате, что ты против, — Илюха порой бывал до смешного наивным. — Отец у тебя адекватный — прислушается.
— Ты оглох, что ли? — я "прошёлся" по Лучинину колючим взглядом. — Он уже не послушал! Он этой выдре Скворцовой предложение сделал!
— А как же его обострённое чувство вины перед сыном? — ухмыльнулся Леший, почесав в затылке.
— Да прошло уже давно, — я хмыкнул, невольно вспоминая о былых плюсах отцовской депрессии: что бы я ни выкинул, учась в среднем звене, батя оправдывал мои шалости недостатком своего внимания и не спешил с наказанием. Жаль, с моим переходом в десятый отцовские поблажки канули в Лету.
— Черт! — сдуру я треснулся башкой о корявый бетон. — И как я раньше не сообразил: отец с прошлого лета сам не свой! Следить за собой начал, одеваться нормально, книги читать, да и мне за любую оплошность мозги научился выедать чайной ложечкой.
