Зло топаю ногой, как раз той, которую подвернула, хочется просто зубами заскрипеть! В этот самый момент чьи-то тёплые руки ложатся мне на глаза, и я, не успев обдумать, что происходит, хватаю напавшего за указательный палец и рывком оттягиваю, насколько хватает сил: мы отрабатывали этот нехитрый приём с Аннет, разумеется, в шутку, хихикая при этом, как две идиотки. Было бы неплохо опробовать его с Клаком, да вот беда, он так ни разу на меня и не покусился…
А сейчас оказалось, что сработало просто прекрасно: некто за моей спиной ойкнул и отступил, а я развернулась.
- Дурацкие шутки! А если бы я тебя сожгла?
- Тебе было бы хуже, - мальчишка сердито разглядывал собственную ладонь. – Думаю, червь – твой потолок.
- Хочешь проверить?! – я моментально вспыхнула, правда, только в переносном смысле.
- Ну, чего ты от меня хотела? – примирительно спросил мальчишка.
- Долго ты ещё собираешься отираться в моём доме?!
- Шесть лет, - совершенно спокойно сообщил мерзкий тип и опустился на небольшую деревянную лавочку. У него была очень светлая кожа, светящаяся, как лепестки белого амариллиса, чёрные волосы, длинные, как у девчонки, неопрятные, слегка вились на кончиках, и ресницы – неестественно длинные.
Захотелось не то чтобы палец ему сломать, ударить его в нос кулаком, так, чтобы кровь потекла – я видела, когда сын Коссет подрался как-то с сыном молочника. А потом до меня дошло.
- Ско-олько?! Почему именно шесть? Почему так долго?
- Мне пятнадцать, я вроде как ещё ребёнок. В двадцать один год я навсегда попрощаюсь с вами и покину этот гостеприимный приют! – дурашливо сообщил мальчишка.
- В двадцать один год ты будешь уже… - я попыталась вспомнить, как ругалась Коссет на сына молочника, после сломанного носа, - лбом здоровенным, вот кем, да тебе работать надо и вообще жениться!
- На ком мне жениться, если я сижу тут и никого, кроме такой приставучей мелкой пигалицы, как ты, не вижу?
Спокойно, Хортенс, спокойно! Как бы то ни было, это твоя территория и твой дом.
- Почему ты не ходишь в школу? Мне говорили, что ты болен, но ты больным ни разу не выглядишь.
- Может, я опасен для окружающих, - фыркает мальчишка.
- Заразен? – переспрашиваю я, непроизвольно отодвигаясь. Кожа на лице, которой он коснулся, начинает невольно чесаться.
- Нет. Опасен, - он улыбается, а мне кажется, будто у него даже глаза светятся собственным светом, серые, как металл. – Хожу, вроде мирный такой, а потом раз – и голову откушу. Или только посмотрю - и она сама отвалится.
Дебил!
- Какой у тебя дар?
- А вот это не твоё дело, пигалица. Вопросы кончились? Я спать вообще-то хочу.
Любопытство взяло вверх над злостью. Хамский глист!
- Если у тебя есть дар, а он у тебя есть, ты обязан ходить в школу. Даже если ты из простых.
- Ко мне учителя приходят на дом. Мелкая, какая тебе разница вообще? Шесть лет пройдут – ты даже не заметишь. Хочешь учиться в школе - учись, я же тебе не мешаю.
- Ты, между прочим, ешь на деньги моего отца!
- Хм, ты можешь перестать есть на двоих, если уж тебя так волнует экономия. И семейному бюджету плюс, и похудеешь.
- Я не толстая, это ты тощий…
Слова застряли в горле, и я замолчала, подбирая новые.
- Почему ты хромала? – вдруг спросил он.
- Не твоё дело! – почти с удовольствием ответила я и тут же задала собственный вопрос. – Ты донор?
- Считай, что у меня нет дара вовсе.
- Надо полагать, так и есть, раз тебя даже в школу не взяли!
