Председатель и члены Комиссии, отстаивали свою точку зрения. Они привели аргументы, о том, что военно-революционному суду могут быть подведомственны лишь дела не требующие предварительного следствия, к каковым «дело Корнилова» отнесено быть не может, поскольку была учреждена Чрезвычайной следственная комиссии. Кроме того, дело Корнилова должен рассматривать гражданский, а не военный суд, поскольку генералом Корниловым не было совершено воинских преступлений.
Хотя данные доводы были самоочевидны и юридически верны, тем не менее, они привели истеричного Керенского в ярость, и он демонстративно покинул вагон с криком: «Я назначал следователей, а не защитников генерала Корнилова, теперь я исправлю сделанную ошибку».
Очевидно, что Керенский стремился как можно скорее покончить с «делом Корнилова», чтобы замести следы и скрыть свою первоначальную причастность к организации «военного заговора». Для Министра-председателя было выгодно чтобы российская общественность, а также его союзники из Петросовета верили в то, что Корнилов хотел «погубить завоевания революции», тогда как Керенский во время этому помешал. Любое сомнение в этой официальной версии были политически нежелательным для главы правительства Российской республики.
Комиссия же состоявшая из честных юристов хотела разобраться в вопросе и докопаться до истины. Ситуация была напряжена до крайности, поскольку каждый день у стен Бердичевской тюрьмы, где содержался генерал Деникин собиралась солдатская толпа, требовавшая расправиться с ним. Необходимо было немедленно действовать, чтобы в Бердичеве и Быхове не произошло «суда Линча» и комиссия могла довести свое независимое расследование до конца.
Выход нашел член комиссии полковник Роман Романович фон Раупах. Когда Корнилов первый раз допрашивался Украинцевым и фон Раупахом, то сказал, что телеграмма от Керенского с требованием сдать должность генералу Лукомскому и явиться в Петроград бесследно исчезла. Она была очень важна, ведь если она была подписана Керенским, как военным министром, то дальнейшие действия Корнилова не могли расцениваться, как военный мятеж, поскольку военный министр был не в праве отстранять от должности Верховного Главнокомандующего. Если же Керенский подписал телеграмму, как глава Временного правительства, то ему необходимо было представить решение Правительства об отрешении Корнилова от должности, но оно-то было датировано 30 августа, а это означало, что происходившие до этого действия, а именно приказ войскам продвигаться на Петроград, также не могли считаться незаконными, а тем более квалифицироваться как мятеж.
Понимая это, кто-то выкрал телеграмму Керенского из Ставки и штаба Северного фронта, но научил Корнилова осторожности. Поэтому перед арестом, генерал передал ленту-запись своего разговора с Керенским, одному из иностранных военных агентов, находящихся при Ставке, который в свою очередь передал ленту Чрезвычайной следственной комиссии.
Ознакомившись с лентой, фон Раупах разработал план выхода из того противодействия, которое нагнеталось Керенским, а именно: опубликовать содержание телефонного разговора Корнилова и Керенского, чтобы вызвать интерес в обществе к «делу Корнилова», который бы заставил Керенского отказаться от планов закончить дело расправой, и дал бы возможность комиссии продолжить следствие.
Для осуществления плана фон Раупах, не посоветовавшись с другими членами комиссии, изложил его в частной беседе генералу М. Алексееву, которым план был полностью одобрен. Собственноручно переписав содержимое ленты, генерал с благодарностью вернул ее фон Раупаху.
