Электричка остановилась, человек пять вышло, столько же зашло, Лючия успела ловко выстрелить окурком в открытые двери, да так метко, что тот перелетел узкий перрон и угодил в голые кусты за чугунной оградой.
– Ого, – сказал Горислав Игоревич. – Просто Вильгельм Телль.
Зашипел динамик, двери захлопнулись, и поезд двинулся дальше по своему маршруту в сторону столицы.
– И кто же вас назвал Лючией? – спросил Горецкий.
– Это долгая семейная история.
– Куда нам торопиться? Вы же до Москвы?
– Ага.
– Еще двадцать минут.
– Это все страсть моей семьи к Италии.
– Обожаю Италию.
– Думаю, вы за свою долгую жизнь повидали стран предостаточно?
– Да, поездил.
Глядя с неподдельным интересом ему в глаза, она спросила:
– Сколько вам лет, если не секрет? И заранее простите за нескромный вопрос.
Обнимая портфель, он пожал плечами:
– Да нет, не секрет. И потом, незачем просить прощения. Я же не дамочка бальзаковского возраста. Мне шестьдесят пять.
– Возраст колдуна, – улыбнулась она.
Его брови потянулись вверх:
– Почему колдуна?
– Хороший вопрос. Второй из трех возрастов колдуна.
– А почему второй? А первый когда был?
– Первый вы уже проехали. – Электричку покачивало, и она метко добавила: – На вашем поезде жизни. Первый возраст колдуна – сорок пять лет.
– Так, интересно. И где это вы прочитали?
– Просто знаю, и все.
– Ну так просветите человека, если знаете.
– В сорок пять человек вступает в пору зрелости и рассудительно смотрит на этот мир. Он понимает, как его изменить, преобразить, вдохнуть в него свое волшебство.
– Это мне знакомо. Но как же Александр Македонский? Он и до тридцати трех не дотянул, а мир преобразил о-го-го как!
Она скривила губы в снисходительной улыбке:
– Александр Великий был одним из моторов этого мира, а это разные вещи. Мотор должен быть молодой. Сразу из сборки. Александр – наследник эллинской культуры, он освободил мир от персов, но сам стал по натуре персом, царем царей, а едва умер, как его мир, его империя распалась на части – ее растащили жадные друзья. Так что нет, Александр тут ни при чем.
– А я согласен с вами, – кивнул он. – Надо же, вы правы. Какое у вас образование?
– Универсальное, – усмехнулась она. – Всего понемногу.
– Ладно, – кивнул он. – И эту сентенцию запомню.
– А еще в этом возрасте, я о сорока пяти, человек начинает сам распоряжаться жизнью. Молодым кажется, что они вожди своей жизни, но нет! Они следуют инстинктам, их ведут сексуальные желания и жадность схватить все на своем пути и проглотить, как бездумно хватает все живое и глотает рыбка пиранья.
Горецкий задумался.
– И опять вы правы. Мне бы вас пригласить к моим студентам – вы бы им толкнули отличную лекцию про то, кто они есть такие.
Она пожала плечами:
– Да легко.
– Итак, у меня второй возраст колдуна. Шестьдесят пять. И что бывает в этом возрасте?
– Человек начинает понимать законы вселенной – и эти знания делают его истинным мудрецом. Он понимает, что не все покупается за деньги, а лишь малая толика всех земных богатств. Главные дары приходят иным путем.
– Да, иногда мне кажется, что я стал что-то понимать в главных дарах.
– Человек понимает, что существуют великие тайны за привычным пологом реальности. За волшебной дверью!
– О-о, а тут вы совсем уже правы – ну в самую точку! – Горецкий улыбался, глядя на смышленую красотку перед собой. – Это точно про меня. Я так устал стоять перед этой дверью и скрестись в нее. Если бы вы знали! А еще больше я устал просить: ну приоткройте же дверь! Сжальтесь надо мной! С моей стороны нет ручки!
