Глядя в ее глаза, Горецкий нахмурился. Ему только показалось, или в ее зеленых глазах сейчас и впрямь вспыхивали отблески костров инквизиции?
– Книгу – в огонь, прочел ее – тебя туда же. Особенно они ненавидели избранные шедевры. Книги истины.
– Книги истины? Есть такой раздел в мировой библиотеке?
– Разумеется. Каждая из них – тонкая золотая нить, что связывала эту истину, надиктованную высшей силой избранным авторам, с несовершенным человеческим большинством. С каким же пылом рвали эти золотые нити отцы-инквизиторы! Если они сожгли весь тираж Кристофера Марло, который всего-то перевел «Любовные элегии» Овидия, так что говорить о «книгах истины»? Сколько шедевров откровения свыше и пытливой человеческой мысли сгорело безвозвратно! Например «Пророчество Алкона» неизвестного автора – за ее прочтение можно было и самому на костер угодить. Вы не знали о существовании этой книги?
– Ваша эрудиция удивляет, Лючия. Я слышал об этой книге, но не более того. Читал только тех авторов, которые, по их утверждению, читали ее. Комментаторов. Как я понимаю, тираж был уничтожен и не осталось ни одного экземпляра?
– Вы правильно понимаете. Ей не повезло. Таких книг много. «Звезда Вечной Мудрости», например. Или «Путь Венеры». Она была издана крохотным тиражом в разгар инквизиции, когда женщин тащили на костер за одни только «греховные» мысли, и тотчас сожжена. А «Девятая печать»? Тираж был полностью уничтожен, а самого Адольфа Брокануса запытали до смерти огнем, требуя выдать того, кто подарил ему откровение. Может быть, он и выдал бы ту силу, да сам не знал, откуда к нему приходят видения и мысли.
– Я слышал обо всех этих книгах, до меня доходили даже цитаты из них, и только. Какая жалость! Вы сейчас разбередили во мне давнюю страсть, с которой я пытаюсь бороться всю свою жизнь. Пытаюсь и потворствую ей! И хочу забыть об этих и других книгах, которые ведут своими дорогами в горний мир, но они приходят ко мне во сне. И как же удивительно, что я встретил вас, женщину, которая знает те же шедевры и говорит так, будто читает мои мысли.
– Благодарю – это комплимент.
– И сколько книг вы могли бы перечислить? Это вопрос книголюба и библиофила. Десять? Двадцать?
– Берите больше.
– Тридцать?
– Больше. – Ее ярко-зеленые глаза смеялись. – И будьте смелее.
Его брови непроизвольно взлетели:
– Пятьдесят?
– Больше, Горислав Игоревич.
– Да ладно? – Теперь он сделал страшные глаза: – Что, сто? Сто десять? Сто двадцать?
– Много больше.
– Не верю.
Она хитро прищурила глаза:
– Я не назвала и тысячной доли того, что могла бы назвать.
– Тысячной?! И все наизусть?!
– У меня от рождения феноменальная память, профессор Горецкий. – Насмешливая улыбка так и гуляла по ее губам. – А еще я быстро читаю и стремительно усваиваю прочитанный материал.
– Всегда завидовал людям с такими способностями.
И все-таки протест бушевал в его душе. Какой же он легковерный! Так цыганки и заговаривают зубы раззявам на улицах.
– Но как же вы смотрите на меня! – покачала она головой.
– Как я смотрю на вас?
– С недоверием. А еще испытующе. Думаете, что мне за дело до всей этой эзотерической литературы?
– Вы правы, но только отчасти.
– Каждая из этих книг – тропинка в непроходимой чаще, но все эти тропинки ведут на одну большую и светлую дорогу. Вот в чем все дело. Эта дорога интересует меня. И то, что в конце этой дороги.
– И что в ее конце?
