Лилит. В зеркале Фауста - страница 22



– Приду домой и буду плакать в подушку, – сообщила Юленька. – Правда, приду, и сразу в нее с головой. А завтра переведусь на другой факультет. Вот до чего вы меня доведете.

– Того факультета, на который я бы тебя взял, и без вопросов, не существует ни в одном университете мира.

– Это на какой же? – насторожилась она.

– Кажется, мы насиделись, пройдемся?

– Ага, – согласилась Юленька. – Уже чувствую, что подмерзаю.

– Тем более, – назидательно сказал он и, крякнув по-стариковски, поднялся со скамейки. – Собирай вещи, девчуля.

Она перехватила розовые варежки и сунула их в руки педагогу:

– Подержите, – быстро забросила тетрадки в ранец и выхватила варежки у него из руки. – Я готова.

– Шустрая ты, потому что юная, – кивнул он. – Завидую.

– А я завидую тем женщинам, Горислав Игоревич, которые знали вас близко. Сколько их было?

– Но-но, – погрозил он ей пальцем и тоже натянул кожаные перчатки. – Теперь ты раскачиваешь маятник.

– Я возьму вас под руку?

– Окажите честь, мадемуазель.

И она тотчас прихватила его за локоть. Они шли по заснеженной аллее к метро «Университет».

– Между философией и богословием лежит непреодолимая пропасть, ты знаешь о ней, потому что сама упомянула. Но те, чей ум пытлив, кто верит в то, что белых пятен на карте не существует, кто понимает, что на самом деле белые пятна лишь в нашей голове и что надо только лучше смотреть и больше знать, для тех, Юленька, не существует этой пропасти. Мудрость и вера для них сплетены воедино, и у этого драгоценного камня миллионы блистающих граней.

– О чем вы, Горислав Игоревич?

– О непостижимом для подавляющего большинства мире эзотерики. Думаю, ты знаешь, что с греческого эзотеризм означает «внутренний». Совокупность тайных учений целого мира за всю его историю. В народе это называют проще: магия! Терра инкогнита, куда не ступала и не ступит нога как профана с улицы, так и упертого богослова-схоластика, и тем более ученого, который все измеряет законами физики. В обычном мире сорвавшееся с дерева яблоко обязательно упадет на голову Ньютона, в мире магии это яблоко остановится по велению ученого или стороннего доброжелателя в дюйме от его темени. Но я не могу, Юленька, об этом сказать ни за одной из кафедр. Если я скажу об этом у нас в университете, меня объявят лжеученым и выгонят с позором. Если я заявлю о своих догадках в семинарии, меня объявят служителем дьявола, ведь чудеса – это его родная стихия. Могу рассказать об этом только в клубе чудаков, да что толку?

– А что, есть такой клуб?

– Это образно. Таких клубов по земле рассыпано без счета. Люди ведь не совсем дураки, многие догадываются, что мир не так прост, что он не черно-белый и не поделен, как рассеченное ножом яблоко, на две половинки. Одно такое общество я знаю, оно называется «Звезда Востока». Если хочешь, можем как-нибудь сходить вместе.

– Хочу, очень хочу! – захлопала в ладоши его студентка.

В розовых варежках это вышло особенно трогательно.

– Хорошо – кивнул он, – заметано.

– А они не предлагают совершить какое-нибудь путешествие?

– Какое?

– Ну там, во времени и пространстве, например?

– О-о! Чего они только не предлагают. Закрывай глаза, лови ритмы вселенной и отправляйся хоть в Древнюю Элладу.

– Здорово, – вздохнула Юленька. – С вами, Горислав Игоревич, я бы отправилась в самое опасное путешествие. А еще бы…

Договорить она не успела – осеклась. Им навстречу по аллее шли два молодых человека спортивной наружности. Один, в ярко-красной дутой куртке, высокий, был еще и красавчиком. Именно он, стоило им поравняться, послал воздушный поцелуй Юленьке и бросил: