Я скучала по Фире. Мы порой созванивались, но реже, чем в Вашингтоне. Боря продолжал повышать свою квалификацию врача-кардиолога и завоевывать новые награды и ученые степени. Я часто думала о Фире и все хотела поехать в Вашингтон только ради нее, тем более что она всегда меня приглашала. Мы бывали в Америке почти каждый год, чтобы навестить семью Алекса, но ни разу не доезжали до Фиры. Одним летом мы так спланировали поездку, чтобы уж обязательно оказаться в Вашингтоне.
Я позвонила Фире еще из Нью-Йорка, чтобы договориться, когда мы встретимся. Эсфирь Михайловна подошла к телефону, но говорила с трудом, очень тихо, и я все время переспрашивала. Мне даже казалось, что она не вполне понимает, что я здесь, на этой стороне океана, и что я еду в Вашингтон именно к ней. Наконец, мы попрощались, так и не договорившись ни о чем. Я решила, что позвоню, когда мы доедем до Вашингтона, мне не терпелось увидеться с Фирой и показать ей Катьку, которой уже исполнилось 11 лет. Алекс меня утешал:
– Ну пожилой человек, старый даже, может, она неважно себя чувствует, выбрось из головы.
В Вашингтоне мы должны были встретиться с разными знакомыми и бывшими коллегами Алекса, к тому же мне хотелось показать Кате дом, где она родилась, ее детский сад и соборный парк, куда я привозила ее в коляске в ее первую зиму. Ни дом, ни собор, ни коллеги Алекса почти не изменились. Я светло погрустила по тем временам, когда мы жили здесь: нам было что вспомнить. Единственное меня огорчало: Фирин телефон не отвечал. Боре я звонить не решалась; у меня оставалась надежда, что за эти пять дней я дозвонюсь им домой и к телефону подойдет Эсфирь Михайловна.
Фира позвонила мне сама, когда мы уже вернулись в Москву. Она сказала, что они с Борей были в отъезде, и она не знала, как со мной связаться. Я была очень рада, что с ней все нормально, я почти ожидала, что окажется, что она лежала в больнице или еще что-нибудь совсем ужасное. Через несколько месяцев я узнала от Бори, что именно тем летом Фира перенесла серьезную операцию на сердце, а меня угораздило ей позвонить как раз перед отъездом в госпиталь.
Несколько лет спустя мы вернулись в Вашингтон на жительство. Алексу предложили работу, от которой было неразумно отказываться, к тому же Катя могла закончить школу в Америке и поступать в американский университет; Алекс всегда этого хотел.
Мы опять стали встречаться с Фирой и Борей, не так часто, как в прошлом, но все же виделись. Мне даже казалось, что Эсфирь не очень изменилась, вот Боря постарел, а она все так же сияла глазами и носила тяжелый узел волос.
Один раз Фира позвонила мне и начала со странного:
– Я должна признаться вам, Анечка, что все не так уж ладно с моим здоровьем, хотя чего еще можно ожидать в 99 лет.
Я замерла. Не столько даже от того, что Фире почти 100 лет, это само по себе, разумеется, совершенно замечательно, а просто я ждала, что она скажет дальше по поводу здоровья.
– Только вчера я вернулась домой с очередного обследования в госпитале, вы же знаете, Боря мне покоя не дает с этими обследованиями, и врач сказал, что мне требуется операция на сердце, так что мы собираемся ехать в Бостон.
– В Бостон, ну почему же в Бостон, разве «Сибли» не лучший госпиталь в стране, или «Уолтер Рид»?
– Анечка, ну вы же знаете Борю, он совершенный упрямец, и кто его только воспитывал?
Фира засмеялась таким знакомым веселым смехом, что я почти успокоилась и стала говорить что-то радостное, что вот как только Боря привезет ее обратно и позволит нам с ней увидеться, мы немедленно приедем и привезем ей ее любимый коньяк и маленькие цветные каллы, которые она обожает. И что в этот-то раз у меня будет с собой диктофон и Фира расскажет мне, как они с Борей гуляли по Риму, ведь мы уже сто лет собираемся это сделать, чтобы мне было легко расшифровать запись, а не записывать под диктовку, но все время об этом забываем. Фира уже давно говорила, что хочет, чтобы я помогла ей записать кое-какие курьезные истории о ее жизни. Потом она поспрашивала о Кате, об Алексе, передала большой привет моим родителям, сказала, что я должна буду привезти к ним нашу собаку, потому что Боря в нее влюблен, и откланялась, пообещав позвонить мне сразу, как только этот тиран Боря даст ей в руки телефон после операции.
