Лирика смерти - страница 5

Дописав четверостишье, я вновь посмотрел на небесную красавицу. Моя усталость улетучилась, как будто растаяв в ее свете. И вдруг почувствовал: мне мало смотреть на это чудесное создание Вселенной отсюда. Я поспешно покинул дом и пошел по дороге, усыпанной еще совсем недавно живыми, висевшими высоко надо мною, где-то на ветвях деревьев, что окружили своими силуэтами аллею, листьями. Теперь они лежали у меня под ногами: одни пожелтевшие, другие словно улыбающиеся мне в свете луны своим красным румянцем. Когда прохладный порывистый ветер обрушивался на них потоками холодного воздуха, создавалось ощущение, что они бьются в предсмертной конвульсии и как будто просят меня о помощи, а я бездушно отшвыриваю их ногами. Да и чем я могу помочь? Я продолжаю идти дальше, ведь для них все кончено, а мне нужно к ней. Гуляя среди кружащихся на земле в каком-то роковом, лелеющем мое воображение танце листьев, я немного задержался, но она ждет. Мне всего лишь нужно ее найти. Это совершенно несложно. Ведь только у нее в столь позднее время будет гореть свет. Свет, который никогда не гаснет. Свет в ее душе. И я уже буквально лечу, взмывая над листьями, ведь у меня в отличие от них еще все впереди. И кажется, что ничто в мире не в силах не то что остановить меня, а даже попытаться прервать это величайшее стремление, стремление самой души, которая невообразимо хочет вырваться наружу, но у нее это не получается, и она тянет мое тело вперед, заставляя идти все быстрее и быстрее на встречу с той, что вдохнула в меня то, что невозможно описать словами. Но вдруг, как выстрел, прогремел в воздухе раскатистый хриплый кашель. Он эхом прокатился по аллее и словно застрял в моих ушах.

На одинокой лавочке, притаившейся под густыми ветвями величественной старой ивы, сидел человек. Я не мог разглядеть его лицо полностью, но не было никаких сомнений – это был он, молчаливый курильщик, что повстречался мне во время дождя. В его руке, дрожащей куда сильнее, чем в первый раз как мы повстречались, была бутылка какого-то пойла. Он затянулся только что прикуренной сигаретой, сделал пару глотков и лишь затем выдохнул едкий дым, который из-за большой влажности воздуха окутал его и старенькую незатейливую лавочку. Он смотрел прямо на меня. Внезапно губы его дрогнули, я хорошо рассмотрел это. Он улыбнулся. Это была самая грустная улыбка, которую мне довелось видеть. Он смотрел не сквозь меня, как в прошлый раз, и эта ужасающая улыбка, похожая на гримасу боли, была адресована именно мне. Человек вновь закашлялся и хриплым голосом произнес:

– Братишка, не ходил бы ты туда лучше. – Он вновь улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой, а затем я услышал пьяный истерический смех. Этот смех, казалось, звучал у меня в ушах, даже когда я, очнувшись в холодном поту, встревоженно поднял голову с письменного стола.

«Даже радость бывает печальна» – прочел я неразборчивую надпись в моем блокноте, которая была еле видна в свете полумесяца, который словно ухмылялся, глядя на чудака, что впопыхах дописывал недостающие строки. Завершив наконец начатое, я устало прилег на кровать и сразу уснул.

***

Следующий день ворвался в мою жизнь ураганным ветром, который размашисто распахнул чуть прикрытую форточку и отчетливо дал понять, что будет совсем не похожим на своего яркого и дружелюбного предшественника. Я поймал себя на мысли, до какой степени в последнее время стало изменчивым мое настроение. Как порою даже не особо заметное изменение погоды может вызвать радость или, наоборот, утопить меня целиком в непонятно откуда взявшейся хандре. Я был рад этому шквальному ветру, несущему тучи, предвещающие, что в скором времени ливень обрушится на землю, испещрив ее всю ручьями с дождевой водой. В ожидании этой картины я вышел на крыльцо, где вновь столкнулся с Мариной Николаевной.