Дело было в Манчжурии. Отец тогда командовал расчетом станкового пулемета. Расчет состоял из двух бойцов. Первый номер пулеметного расчета, он же командир и пулеметчик, был мой отец. Вторым номером, который являлся помощником первого, был молодой, почти мальчишка, парень из казанских татар. Наши войска шли по лощине между сопок и попали под перекрестный огонь замаскированных японских пулеметных дотов и снайперов. Срочно пришлось окопаться. Пока наша артиллерия долбала по сопкам, они успели выкопать глубокий окоп с нишами с обоих сторон, чтобы можно спрятаться от верхового огня. Как только замолчала артиллерия, отец высунул голову из окопа и быстрым взглядом пробежал по склонам сопок. И тут он заметил, как от одной из сопок блеснул едва заметный солнечный зайчик. Отец понял, что этот зайчик является не чем иным, как отсветом от снайперской оптики и быстро упал на дно окопа.
– Лежи и не высовывайся, – прокричал он напарнику, – наверху снайпер!
Второй номер последовал примеру первого и тоже плюхнулся на дно окопа. Но, вероятно, не совладав со своим природным любопытством, он все-таки приподнял голову над бруствером и тут же получил пулю в лоб.
Справедливости ради надо сказать, что и другие отцы-фронтовики почему-то старались давать своим детям очень дозированную информацию о войне.
Беда нашу семью обошла – за время боевых действий отец даже не был ранен.
Отец домой вернулся в конце 1945 года. Трофеев с войны он, как многие фронтовики, практически не привез. По своему характеру и воспитанию отец считал, что отбирать, тем более грабить, не просто грех, а преступление.
Как он потом рассказывал, что все-таки кое-какие вещи выменял у японцев на продукты. С чемоданом этих вещей он ждал парома с одного из Курильских островов во Владивосток. Вместе с ним ждал парома и некий капитан-интендант, лет двадцати пяти, еврей по национальности. Этот капитан вез с собой три чемоданчика иголок. Отцу в то время было почти сорок лет, и вероятно, несмотря на большую разницу в званиях, этот довольно почтенный возраст способствовал некоторому откровению между ними. Капитан говорил, что то, что он везет, при существующем в стране дефиците – целое состояние.
Так вот, этот капитан попросил отца сходить, пока нет парома, в поселок с каким-то поручением. Но пока отец ходил, пришел паром, капитан погрузил на него свои чемоданы и чемодан отца, и паром отплыл, не дождавшись отца. А следующий паром ожидался только через неделю.
Необходимо было срочно найти временное жилье. В доме, в котором его поселила островная комендатура, проживали русские переселенцы еще с середины XIX века. Хозяйка этого дома отдала ему кое-какие детские вещи в качестве благодарности за продукты, которыми он с ней рассчитался за жилье.
В Жолымбете жили мы тогда в построенной еще до войны небольшой, но довольно уютной землянке. Комнатки были очень светлыми, даже пол был деревянный и, к тому же, еще и крашеный, что было на тот момент большой редкостью.
В 1945 году пошла в школу Алла, а в 1946 году – Толя.
Отец вначале устроился на работу в лагерь для японских военнопленных в качестве снабженца. Но работа его там не особо устраивала. Много позже, когда я был достаточно взрослым, он пояснил мне эту причину: «Не люблю, сынок, когда с людьми обращаются как с скотом, даже если они и пленные».
Затем он работал специалистом по техническому обеспечению (снабжению) строительства Богембайской ЦЭС (центральной электростанции). В то время стране требовалось много золота, чтобы пополнить свой оскудевший во время войны государственный запас, а предприятиям треста «Каззолото» остро не хватало электроэнергии. Данная работа отцу нравилась, у него сложились очень хорошие отношения с руководством энергетической службы треста.
