Стресса… миленько.
Именно так все кругом называют мою якобы попытку самоубиться, упав с лестницы. Впрочем, я не спорю. Какая, в принципе, разница, что думают оборотни, о которых я навсегда забуду, как только покину стены этой здравницы.
Плевать мне на них. И на их неискреннее сочувствие, которое так легко продается и покупается, тоже.
Больше заботит своя судьба, которая в свете откровений несостоявшегося свекра выглядит мрачной и пугающей.
С некоторых пор я – больше не яркая оптимистка. Не девочка, уповающая на светлое безоблачное будущее. Не наивная самочка с душой нараспашку и открытым любящим сердцем.
Я – обожженная жизнью реалистка, уже не верящая в слова «просто так» и бескорыстные добрые чувства без выгоды.
Жестокий урок не прошел бесследно. Да и слова Лобова-старшего я услышала, осознала и приняла на веру сразу. От и до.
И то, что Стив умыл руки при первых же трудностях.
И то, что с радостью женился на своей истинной.
И то, что ребенок от обычной оборотницы, пусть и омеги, ему не нужен.
И то, что Карен Заурович меня возжелал в любовницы лично для себя.
И то, что бабуля может пострадать, если я стану дурить.
Кукловод хочет иметь улыбчивую куклу Таю и прет напролом, наглядно демонстрируя силы и серьезность намерений. Сначала организует мне на месяц состояние полуовоща в закрытой клинике, позже разрешает вновь стать похожей на разумное существо.
От щедрости незваного покровителя хочется плеваться.
От его власти скрыться подальше, исчезнуть, раствориться.
От неограниченных возможностей волком выть, пусть я и так волчица.
А возможности у помешавшегося на мне двуликого огромные. Далеко ходить, чтобы их оценить, не надо. Достаточно взглянуть на одноместную комфортабельную палату с личным санузлом и небольшой, но все же душевой зоной. Таких в нашем крыле всего две. Вторая, к слову, пустая.
Это я узнаю, когда больше не занятый бесконечным сном мозг постепенно включается в работу, и у меня появляется время бодрствовать, а заодно выходить на прогулку в коридор. Благо подходящий повод тоже находится.
Я отдаю улыбчивым медсестричкам все то, что ежедневно в больших бумажных пакетах доставляет мне в палату бугай-телохранитель Карена Зауровича. Фрукты, конфеты, сладости, выпечку и прочую снедь. Даже соки и воду. Всё подчистую. Дожидаюсь, пока молчаливый пугающий меня двуликий выставит все на тумбочку и тихо покинет палату, выжидаю десять минут, на всякий случай, и, подхватив ненужные мне подачки, тащу подарочки в комнатку персонала.
Вот уж где деликатесам радуются от души. Не скупятся на естественные улыбки и громкие похвалы.
Но, главное, сквозь пальцы смотрят на мои перемещения по крылу этажа и не цепляются, когда я то замираю у окна, изучая обстановку и прилегающую территорию, то ненавязчиво и вроде между делом заглядываю в другие палаты, где больные лежат по две, четыре, а то и шесть персон, то захожу в общий туалет в конце коридора. И это при наличии своего собственного, расположенного прямо в палате.
Просто туалет оказывается довольно примечательным местом. Сквозной, длинный, общий на два крыла этого этажа. Им то я и пользуюсь в день выписки, чтобы самостоятельно покинуть больницу.
На удивление, провернуть задуманное мне удается довольно легко.
В десять утра я по традиции дожидаюсь пакетов, в которых на этот раз помимо сладостей присутствует одежда и обувь. Киваю охраннику Лобова, который впервые нарушает молчание и предупреждает, что ждет меня в коридоре. Переодеваюсь в новые вещи. Тут без вариантов. Свадебное платье, в котором доставили в день покушения, давно утилизировано, а сбегать в ночнушке и халате медучреждения – не вижу смысла.
