Что податливо воспрянул под бдением рассекающих балдахины хлыстов.
Колыхавшиеся бутонами аппетитно-красных, налившихся пунцовостью лабий,
Они припадали к алтарям из красных свечей, когда капающий с них воск
Оставлял клеймо ожога на бледной коже, что зияла красноречивыми ранами,
Узурпированными взмахами безжалостных плеток, рассекающих латексные тюрьмы.
* * *
Сочась сукровицей психоделических, черных комнат, исполосованных красными линиями света,
Плети лелеяли запретными удовольствиями гладкую поверхность шестов, и женщины,
Облаченные в агатовую кожу, огибали их грацией змеиных извивов, которые
Обнимали нагие жала, выскользнувшие из дурманной поросли ядовитых нег:
Они возносились над фруктовым лозами, изобилующими блудной вульгарностью альковов,
Наполняясь цветами и разложениями, что распускались среди их будуарных ритуалов, которые
Изобличали под тесно прижатыми к лицам мореттами ипостась жестокого доминирования, —
Табу сочились, как спелые извращения, когда они, изловчившись во лжи, принимали
Чуждые формы и с угрожающей грациозностью хищника подкрадывались к жертве,
Притаившись в шипастых кущах постелей, чьи удовольствия скользили к пестрой ядовитости Экзотических цветов, приникая к их кувшинкам и разверзшимся лепесткам
Подобно восторженным любовникам, павшим ниц перед алыми каблуками
И склонившимся перед хлыстом властной и экзотически знойной госпожи.
Откидывая красный бархат волос, она устремлялась к восхищенным шипеньям
Змей, что, как демоны хитрые, прятались среди чащ пестро-ярких бутонов.
* * *
Фетиш адского жерла комнат, когда сладких коррупций черные кнуты
Оставляли алые полосы на конвульсивно пульсирующих краснотой нишах,
С надменной спесью раскрывал мучительные схватки сеансов,
Как пытки в демонических изъянах, благоволящие сгореть в святом огне.
Они лоснились кожею и гладью латексных одежд, презрев ласки могильных клубов,
Взметнувших черные сдавливания раскаленных ошейников, чьи кольца обвивали шеи
И отравляли подчинениями блестящие во мраке маски, опустившиеся ниц перед благодатью сурового приказа.
* * *
В инфернальном венце удовольствий хаос сливался с голыми телами и черными одеждами,
Связанными малиновыми веревками эфира, который, наполненный влагой садистической жажды,
Сквозил, кружил, изнемогая от еретических флагелляций, что шрамами украшали бархат пологов:
И ниши, затаив в своих блаженных недрах удовольствия, благоухали лоснящейся порослью,
Которая блестела агатовыми хвостами и заточенными наконечниками, распускавшимся
Подобно хищникам на охоте, – их жала блестели во мраке, вздыбив пунцовые острия,
И они пронизывали благодатью вульгарных клинков черные столпы мрака,
Окруженного красным сиянием, когда кафедры погружались в психоделические переливы,
Зазубрившиеся на стенах пурпурными лезвиями отражений, чьи глянцевые плащи
Обволакивали зеркала и свечи, заманивая их в матриархаты своих латексных крыльев.
* * *
Химерой в ядовитых языках пламени кровоточили сеансы,
Распускаясь блаженством черных латексных балдахинов, чьи темные занавеси
Были объяты трауром и трансом и лоснились червоточинами раболепия.
И гетеры, облаченных в латекс будуаров, ловили гипнотическую одержимость,
Когда библии и кресты, воскрешенные среди шипастых постелей,
Меркли в алой эротической полумгле, которая развращала святых и властвовала над рабами, —
Их искупления погибали среди пресыщенных вульгарностью зеркал,
