Литания Демона - страница 23
Что, обнажая острие шипа над сонмищем зардевшихся флагелляцией станов,
Поднимался над колоннами кафедральных алтарей, атакуя их черные, демонические балдахины.
Алые губы, словно бы избитые плетьми, раскрасневшиеся от наслаждений плоды,
Качались во мраке, как кровавые светильники, раскрашивая зрелыми зернами граната
И его смертельными ранами багряное святилище экстазов, чей темный альков
Расползался змеями удовольствий, и они ранили своими укусами изголовья черных диванов,
Чья латексная, агатовая гладь распускалась во мраке ночи, поднимая озлобленные хвосты
Скорпионов, что окунались наконечниками жалящих хвостов в бархатные балдахины.
Дионисийские оргии всколыхивали бутоны бледнеющей плоти, которая, связанная веревками,
Блаженствовала среди пьяных, вакхических игр, разросшихся в красных схватках свечей,
Которые заставляли рогатые тени плясать на порочных, отравленных жалами ложах.
Лукавая краснота плетей украшала бахромой черные балдахины чертогов,
И они горели подобно ночникам, что змеиные обнажали зевы, кутая в алые нити
Проникновенные тела, обтянутые пунцовыми бутонами плащей, распускавшихся, как цветы:
Рай связываний и флагелляций пестрел бесподобными плодами, виясь порослью
Розово-блудных облачений, чьи метаморфозы были как крылья нетопырей,
Ускользавших в ночные альковы, которые лелеяли на своих бархатных ложах укусы.
Доминатрикс
Венера в мехах,
Растопчи меня, я раб твой,
Прелестью плененный адской,
Среди мирта и агав
Мраморную плоть распяв.
Л. фон Захер-Мазох. Венера в мехах
1
Эротизм обретал множество форм, сплетаясь с Танатосом, – он пестрел ярким убранством астр, что цвели в ярых, фанатичных, токсичных видениях, проскальзывающих среди навязчивого непокоя кружев. Черный паук с головою женщины плел паутину в сладостных гротах траура, когда вуали окутывали лица дев, словно тонкая вязь дымки накрывала обсидиановое тело мертвеца. Паучиха была самой смертью, она была и Лахесис, и Клото, и Атропос – нити окружали ее, как ловкую прядильщицу, чей фетиш обнажал изнанку проколотого иглами тела. Садизм и садомазохизм причиняли боль сквозь удовольствие, ибо в них все полнилось жизнью ран, полнотой пунцовой жажды, пульсирующей, как ужасная, клокочущая безднами кровавости матка. Паучиха выползала из логова своего, дабы накрыть мохнатыми лапами кладбищенскую пышность соблазна и роскошь богатых усыпальниц, и яд ее приворота стекал в раскрытые уста любовника как проклятье, завершенное в своем извращенном совершенстве.
2
Фетиш черной паучихи распускался, как диковинный экзотический цветок, преподнесший себя под вуалью садизма и траурных плетей на блюде, украшенном сочными плодами и ядовитыми шипами. Они рассекали вечность, легчайшими наитиями касаясь тонких паутин, – они были словлены потусторонними приворотами кладбища, любовное зелье коего обнимало стенания внутри темных гротов. Восемь лап карабкались по обнаженному телу, обволакивая его волосками эротических видений, погрязших в ночи опиума и извращений. Жало томилось лаской, скользя по аромату мускусной кожи, как сжатая в тисках жесткой перчатки рука, плотоядно отдавшаяся хищническим инстинктам и развратному безумию.
3
Катана рассекала тела на части – сад цвел агониями, пытками и садизмом, когда распустившиеся цветы струили фимиам едких парфюмов и невесомо-призрачных отрав, застывших в эфире подобно хрупким нитям паутины. Сплетенная роковой паучихой, она мнила своими соблазнами кружева парфюма и наркотическое опьянение благовониями. Темные, гротескные, ужасно развратные видения членистоногой твари поднимались из смога ее мохнатого туловища, когда черные меха ниспадали с жесткой кожи корсета, узурпируя мрачное, как зев могилы, желание жала. Клинки встречались крест-накрест, и алые одежды падали с талий подобно савану, украшавшему кладбищенскую любовь мертвеца. Он был пищей для извращенных супостатов, которые блистали своими траурными панцирями, захватывая в тиски плетей схватки желчных бутонов, что подъяли экстатический трепет из хищной пасти бездны. Проклятье черных волос обвивало веревками ноги и руки, и, подвешенные в красном свечении сексуальных ритуалов, они извивались в жутких метаморфозах паучьей хитрости, обращенной в коварные интриги госпожи, владеющей костями и будуарами тел.
Похожие книги
