Литания Демона - страница 31

Но в глубине твоих глаз я вижу чан,

наполненный кипящей кровью,

а в нем – твоя невинность, и в горло ей

вцепился ядовитый скорпион.

Лотреамон. Песни Мальдорора

Червь точил налившийся соками бутон, пестрея в его мякоти пунцовыми вереницами угроз,

Что окунались в грехи и ловили брызги раскаленных, багровых фонтанов:

Черная мякоть сочила пороки и соблазны, благоговейно замирая перед эротическими всплесками,

И густела, как оскверненный желчью цветок, который оголял шипы наполненных терпкостью чаш, плодивших скорпионов и змей.

Прелестью жестоких схваток и железных хлыстов расцветал сад из шипов

И льнул челюстью, плюющей ядом, к могиле сладостной, чьи поцелуи

Расцветали угрозой капканов, осклабившихся в девственных ловушках.

И скорпионы, отторгнутые невинностью, благоухали среди яростных столкновений —

Жаля друг друга и лаская безжалостными вонзаниями уста, налившиеся смертью.

Бурные всплески агонической чувственности расцветали, как чертоги любви и ненависти,

И их судный день, когда апокалипсис раскрывался зияющей блудом стигматой,

Конвульсивно трепетал, истязаясь умиранием и обреченностью страстных удовольствий.

Расторгнув нечестивое бракосочетание с рабскими темницами,

Ненавидя искалеченной, мертвой любовью, скорпионьи хвосты

Вздымали жала над ямами, усыпанными лепестками роз, где караемые узники

Истязались шипастой броней панцирей, ласкающих невинность плоти.

Испещренная черными шипами и алой бахромой из крови,

Любовь устремлялась к вершинам, что, застланные бордовой темнотой,

Сгнивали и умирали на дне ям, где кроваво-красные бутоны

Вожделениями дразнили чувственность, вкусившую ревнивого избытка.

Сладострастия били струями кровавых фонтанов, разбрасывая раскаленные брызги,

Которые вынуждали блуд плодоносить апокалиптическими изобилиями любви,

И катастрофы, источаемые рубцами невинности, пленяли погибшие розарии,

Взбурлив среди нежных и звериных экстазов и порабощая тела,

Сплетенные в эротическом вандализме, – они лобзания ранили ненавистью,

Вожделея кровавых мятежей и боен, что распускались в конвульсивных схватках

И, обернутые в объятия черных жал, распарывали нежность плоти.

Облачая каждый невинный бутон в блуд священного костра, в котором сгорали нечестивцы,

Кровавое пиршество страсти охватывало одержимостью розарии, когда их жестокая власть

Изнывала от пульсирующих схваток агонии, объявшей постели из лепестков роз,

На которых свершались убийства, – и берсерки преклонялись перед сладостными вздохами любви,

Когда она изувечивала их плоть нежностью садистических ласк, бередящих хищные логова.

Звон оголенной стали разносился над кладбищами любви,

И рабы, подобно лепесткам, что припадали к гнилым червоточинам,

Высасывали из пурпурных от крови лабий волю к свободе,

Протыкая поцелуи блудной заботой кольев.

Их сердца, поглощенные огнем и верховенством сатанинской лжи,

Трепетали перед звериными инстинктами и семью смертными грехами,

Когда полог из плетей сомкнулся над закованными в цепи телами.

Доверившись звериным оскалам кольев, вонзившихся в гладь целомудренных бутонов,

Розарии кровоточили нежностью, захваченной в плен разъяренных терний,

И ревнивые укусы одолевали их мятежами, что блюли воспаленные раны на телах,

Как взмах жалящего хвоста, что нежился в лепестках, среди примитивного животного инстинкта.

Насилие агрессивных лобзаний распускалось, как бутон воспаленной стигматы,