Логос любви - страница 4

. То есть ты не просто можешь, но должен выбирать. Будет ли такой выбор свободным? Сам человек при этом скорее всего не может не чувствовать принуждения со стороны обстоятельств, своего «Сверх-Я» или со стороны участников коллизии к выбору. То есть, возникая вследствие случайности, любовь с необходимостью ведет к выбору – свободному и несвободному одновременно.

И действительно, можно ли назвать свободным выбор, который непременно должен быть совершен?

Славой Жижек в «Добро пожаловать в пустыню Реального» довольно изящно разрешает этот парадокс: он выводит момент выбора в иную реальность, всегда-уже-существующую. Парадокс любви «состоит в том, что она совершается по свободному выбору, но по такому выбору, который никогда не происходит в настоящем, он всегда уже совершен. И в определенный момент я лишь могу ретроактивно констатировать, что я уже совершил выбор»[6]. Этот таинственный изначальный выбор (за который, однако, все равно несешь ответственность) определяет не только возлюбленного – он, по сути, определяет и самого человека, о чем пишет далее Жижек, возводя традицию такого понимания трансцендентного выбора к Шеллингу. Младен Долар, участник того же лакановского семинара, что и С. Жижек, формулирует парадокс любви как «пересечение случайного внешнего с самым сокровенным внутренним», что также фокусирует внимание не на процессе выбора, но на его субъекте[7].

Свобода, утверждает Мандельштам, не сопрягается ни с чем (в том числе ни с верностью, ни с любовью), она существует только в беспримесной своей чистоте:

Близкий вариант трактовки свободы выбора в любви предлагает Петр Вайль в эссе «Любовь и окрестности (Верона – Шекспир, Севилья – Мериме)». Кармен, говорит он, стала воплощением свободы любви – то есть вопиющим оксюмороном, тем, чего не бывает. «В образе Кармен торжествует идея свободы, а нет ничего более несовместимого, чем свобода и любовь. Вообще, полная свобода не только невозможна, но и не нужна человеку, а если желанна, то это иллюзия, самообман. Человеку нужна не свобода, а любовь. Любая привязанность и страсть – к работе, музыке, животному, другому человеку – это кабала, путы, обязательства, и нет в мире ничего более противоположного и противопоказанного свободе, чем любовь»[8]. Если у Жижека момент выбора отодвинут в неуловимое и неопределенное прошлое, то у Вайля любовь и свобода (в том числе и свобода выбора) не могут существовать одновременно. Как на популярных иллюстрациях законов психологии восприятия: утка или заяц, жена или теща, но не обе сразу. Свобода застывает в любви, любовь умирает в свободе. Или прекрасные превратности случайного, или восхитительное в своей неукоснимости бремя заботы о неслучайном.

Требовательно, впрочем, и то и другое. И свобода и любовь взыскательно оглядывают наши ресурсы, «высвечивают» их неизбежную земную скудость, подстрекают переступить границы возможного. Предельные любовь и свобода опасны, и стремление реализовать их на практике может оказаться самоубийственным (как, впрочем, и стремление к другим предельным ценностям. Например, к полному, предельному – беспредельному? – покою). Так главные герои рассказа Юрия Буйды «Биксмут и Виксмут» «одолели все ступени лестницы духовных и физических наслаждений, сближающих влюбленных, однако стремление к совершенству, к полной близости, слиянности никогда не оставляло их и с каждым месяцем, с каждым годом разгоралось все более ярким пламенем», в конце концов пожирающим своих носителей