Шарлотта без страха выставляла маркиза, и он подолгу сидел у избушки, глядя на окна.
Маркизу было много дано. Все себя предлагали. Со временем он понял, что не может взять красоту, не разрушив её.
Приходя, он почти не разговаривал с Шарлоттой, или это были односложные диалоги. Он не хотел прояснить ситуацию, чтобы не разрушить иллюзию. Шарлотта старалась не смотреть на него. Иногда он приносил музыкальные табакерки удивительной красоты. Всякий раз, когда Шарль возвращался, Шарлотта была так рада! Маркиз не мог не нравиться, но в сердце Шарлотты хватало места, и эта симпатия не вытесняла и не уменьшала любовь к мужу.
Когда наступили холода, маркиз уехал в большой город, очень гордый собой.
Она была в плотном коконе холодной слизи, который пронизывали горячие нервы. Она не могла пошевелиться в железном кольце мускулов своего любовника, бесконечно знакомого во сне. Кокон объятия стал таким тяжёлым, что твердь расступилась перед ним. Кокон летел в горящую бездну, но, почти коснувшись пламени, он треснул. Огромная бабочка с огненными крыльями, с телом любовников, сросшихся, как сиамские близнецы, взмыла вверх.
Шарлотте часто снился этот сон.
Жилка ручья пульсировала под тонкой кожей льда.
Там попала в ловушку форель.
Шарлотта оглушила трепыхающуюся рыбу и положила её в корзину.
Снег падал крупными хлопьями.
Шарль обещал взять её завтра в город!
Он только перешагнул порог, как она бросилась на шею и закружила.
– Я никогда нигде не была! – она уткнулась лицом в его мягкие каштановые кудри.
Не похож он на здешних – Шарль.
Жанна была его кормилицей.
– Эдакая кувалда – не согнёшь, а какой поклон отвесила господину, вручившему ей младенца и увесистый кошель, – рассказывала рябая Челеста. – И господин, видать, не отец ребёнка, а слуга какой-то важной персоны. Отдал – даже не взглянул на ребёнка.
Жанна своих щенков лупила нещадно, а Шарля никогда не била.
Зато от деревенских мальчишек ему здорово доставалось – чужой, красивый.
Пока Жанна не сказала веско муженьку:
– Научи отпор давать. Забьют ведь.
Шарль был проворным и сильным. Как дал отпор – разом все отстали.
Никто с ним не водился – чужой и есть чужой.
Жанна часто вздыхала:
– Что с ним будет?
Но втихомолку им гордились – вот он у нас какой! Принц!
Он любил быть один в лесу и не мудрено, что стал лесником.
Шарлотта была слишком изящна для крестьянских вкусов.
Она нашла Шарля в собственном саду, словно он там рос среди прочих цветов.
Он давно наблюдал за ней.
– Ты что тут корни пустил? А если братья увидят?
– Хочешь, уйду?
– Нет. Оставайся. Живи здесь, только незаметно, как ёжик.
После нехитрого торжества деревенской свадьбы, когда они остались одни, Шарль предстал перед ней, как полагается, в длинной белой рубахе, серьёзный, как драматический актёр.
Шарлотта расхохоталась:
– Зачем ты это напялил?
– Так полагается.
– Тепло, никто не смотрит, и мы любим друг друга. Сними.
– А сама в платье, башмаках сидишь, ручки сложила, как маленькая. Чего ждёшь?
Шарль погладил её русые с рыжим отливом волосы.
В её серо-голубых широко раскрытых глазах был испуг, голод и доверие приручаемого зверька.
– Не бойся, твой испуг напоминает о верности, и только потом, когда он исчезнет, придёт чувствительность и время пойдёт своим чередом.
Она рассмеялась:
– Что ты говоришь? Что ты говоришь? И это было похоже на прозрачную янтарную смолу цветущих слив. Что ты говоришь? Что ты говоришь?
