Потом беспокойство начало сменяться вдохновением. Я хоть всю жизнь и занимался издательским делом, но сам не написал ни одного рассказа. А тут такой подарок, можно сказать. Целый мир, появившийся в голове за одну ночь, хоть и уместился в ней не без проблем, но он просто ждал того, чтобы быть описанным.
– Ты начал писать?
Смолкин ответил не сразу. На несколько минут в кабинете Кровина повисло тяжелое молчание.
– Нет, – сказал Олег. – Не начал. Раз десять я садился за ноутбук, и десять раз мои пальцы не смогли напечатать ни одной буквы. Будто что-то держало меня железной хваткой, не давая писать. А потом мне приснился второй сон.
– Он начался на том же месте, на котором закончился предыдущий?
– Да, словно бы фильм поставили на паузу, а потом снова включили. Он поднимался из пепла. Это было забавное ощущение – будто по телу ползут тысячи маленьких червячков. Если вначале глаза на уровне пола, то постепенно взгляд поднимается на привычную высоту. Смотришь вниз и видишь, что еще не совсем закончен: где-то видны ребра, где-то оголенные мышцы. Но приятная щекотка продолжается, и вскоре Он стал целым, как раньше. Даже одежда вернулась из небытия.
– А как насчет людей?
– Их не было. Площадь, на которой Его сожгли, была пуста. Может быть, толпе наскучило ждать его воскрешения, и она просто разошлась. Может быть, кто-то спугнул их. Но вокруг не было ни души. Его это не беспокоило – у Него было дело. Я, нет не я, все-таки Он… Господи. Сейчас я соберусь с мыслями и расскажу. Рядом с местной церковью была выкопана огромная яма, и в этой яме лежали дети, мертвые дети, убитые, забитые насмерть палками и сапогами дети.
Бенефис мертвых детей откладывается – по телевизору заявили, что ядерной войны не будет. Как скучно. Похороненные заживо обиделись, и нам не за что их винить. Живые обещали им небо. Куклы, гуляющие по асфальту, заглядывают в темные окна. Наверное, ищут хозяина. Если боишься – я разрешаю тебе шагнуть в окно, только обернись напоследок. Воздушный поцелуй. Червивая сигарета. Под куполом храма темно и неуютно. Половинка солнца в небе. Зима. Красные фонари разом вспыхнули и погасли. Молча. Те, кто мечтал найти что-то великое, неповторимое, стали мечтать о смерти. Воодушевленно. Они лгут. Потому что все лгут. Потому что все идиоты и каждый из них умрет. Всем по заслугам. Невообразимое представление за углом: три карлика играют в убийц. Дети будут рады. Город. Живет. Притворяется. Пьет кофе и выпивает до дна тех, кто попадает к нему в объятия. С ближайшего облака доносится музыка. Кто-то забыл выключить приемник. Вот свиньи.
Я открыл глаза, вернувшись к реальности.
– Несчастные вы люди. – Влад улыбнулся, продолжая выстругивать маленький колышек перочинным ножом. Он стоял у окна, наблюдая за восходящей луной, ловко орудуя блестящим лезвием. Такой обаятельный мышиный палач, ибо его колышки только для мышей и сгодились бы. Тем не менее, было что-то такое в этих глазах под кустистыми бровями, что заставляло воздерживаться от комментариев. Оставалось только наблюдать, как слой стружки покрывает линолеум. – Вас так легко одурачить, ей богу! Вы ведь сами не знаете, во что вы хотите верить. То герой у вас, а завтра – вампир, то рыцарь, а то вдруг – палач… – он укоризненно посмотрел на меня.
– Ну, ведь я же не…
– Да полно вам оправдываться – написали и написали, – Влад с наслаждением подул на острие колышка. Тонкие губы, обрамленные черными вислыми усами, как две змейки, скривились в довольной улыбке. – Держите, это вам, – он протянул мне колышек.
