Ловля молний на живца - страница 8

– Депре! – с упором на вторую «е» крикнули из-за серой металлической двери. На табличке значилось: «Майор Л. Ю. Власов». Маша поднялась со скамьи. Ее обогнала, задев полой пальто, мама. Мамину шею окутывал длиннющий газовый шарф, а в руках она сжимала кожаные перчатки. Так нарядно она одевалась, когда шла на родительские собрания или в театр. Сейчас ее торжественный видок казался Маше нелепым. Хочет даже в жуткой ситуации выглядеть холеной благополучной дамой. Лучше бы ее сопроводил папа.

В утро, когда он заглянул к ней в комнату, чтобы сообщить о допросе и зачтенном экзамене, Маша ждала, что он присядет на край кровати, сложит в замок свои желтоватые руки и они побеседуют. Она даже подумывала намекнуть на удары током, как-то спросить, что это может быть. Но папа не зашел. Когда она робко выглянула из комнаты, в прихожей пахло его одеколоном, но самого папы в квартире уже не было. Мама копошилась под раковиной на кухне, меняя в ведре мусорный мешок. Завязанный узлом распухший пакет стоял на кафеле, источая тонкий гнилостный запашок.

– Звонил следователь, – сказала мама, включила воду и принялась намыливать руки. – Из комитета при прокуратуре. Вызывают на прием. По поводу происшествия на твоем концерте.

Мама говорила ровным тоном, спокойно. Будто речь шла о бытовой проблеме: вот, кран опять потек, например. Сказались все-таки радостные новости о зачете первого экзамена.

– Я сначала решила, лохотрон. Знаешь, звонят так некоторым, мол, ваш ребенок в отделении, украл плеер из магазина. Просят денег завезти… Тетя Лена так попадалась, уже даже в машину села. А потом дозвонилась до классной Мишки и выяснила, что он на уроках. Я подумала, такая же фигня, пока он не заговорил о концерте… Во что ты опять ввязалась, Маш?

– Да не во что… – Маша отворила кухонный шкафчик, чтобы не стоять столбом на виду у мамы. – Там в толкучке у сцены одной девочке поплохело…

– Какой еще девочке? Юле?

– Нет. Другой знакомой.

– А в каком это смысле поплохело? Мне вот тоже плохо, я вчера снотворное выпила, и у меня с утра голова трещит. – Мама стряхнула воду с рук в раковину. – Только это менты почему-то не расследуют.

– Сама не знаю. В клубе душно было, народ прыгал под музыку. Она и упала.

– А следователь из прокуратуры тут при чем?

– Я без понятия, мам. Сначала люди повалились друг на друга, а когда толпа расступилась и зажгли свет, она была на полу без сознания. Нас выставили на улицу. А потом приехали менты и у меня переписали данные.

– Ей по голове дали?

– Нет, драки не было. Народ просто толкался. Под музыку. А она свалилась на пол. Все это страшно выглядело.

– Может, она наркотики принимала?

– Слушай, да нет! Какие наркотики? Она приличная, ты чего! И не пила даже! – Когда речь со взрослыми заходит о наркотиках, нужно отрицать все втройне яростно, это всем известно.

– А ты, получается, пила?

– И я не пила!

– Понятно. И что же теперь? Одной тебе туда нельзя. Несовершеннолетние с родителями ходят. Ты в курсе, что такие дела мешают поступлению?

Маша принялась аккуратно наливать в кружку чай, стараясь не выронить чайник.

Всю ночь после злосчастного концерта она просидела на неразобранной кровати у себя в комнате. Теребила влажные, источавшие пивной аромат ниточные браслеты на запястье. Мысли плавали в голове, как рыбки в аквариуме, где месяц не меняли воду. Как Лизу или ее тело выносили из клуба, Маша не видела. Машу и еще десятка три мокрых, как дворовых котят, распаренных ребят оттеснили от дверей молоденькие парни в погонах, и Маша просто стояла в толпе и смотрела на ступеньки, ведущие ко входу в «Молоко». По ним то и дело взбегали и вновь сбегали вниз сотрудники клуба, милиционеры. Потом подкатила скорая, но не остановилась возле входа, а заехала в арку, очевидно, к заднему выходу. Люди, трущиеся рядом с Машей, продолжали пить пиво и обсуждали происшествие.