Ловушка для птички - страница 43



Становлюсь на четвереньки, и в этот момент на голову мне опускается чья-то рука. Вот тут-то голос у меня и прорезается.

– Ааа! – ору, как чокнутая, и зачем-то зажмуриваюсь. В очередной раз сердце срывается и бухает вниз.

– Тсс, не вопи ты так, перепонки полопаются, – говорит Никита и смеётся.

Открываю глаза и в свете телефонного фонарика вижу над собой его силуэт. Вскакиваю и кидаюсь ему на шею. Крепко цепляюсь, прижимаюсь и трясусь – тело неконтролируемо вибрирует.

Никита обнимает меня. Гладит теплой ладонью между лопаток и успокаивает:

– Ну всё, всё. Дрожишь, как осиновый лист.

– Испугалась.

– Это я понял. Темноты, что ли, боишься? Десять минут без света, и с жизнью прощаешься.

Продолжая обнимать, он подталкивает меня вперед, фонариком освещая нам путь.

– Боюсь, – признаюсь. Убираю руки от его шеи, хватаюсь обеими за предплечье. – А почему электричество пропало? Во всем доме, да? А ты услышал, как я кричу? Ты уже спал, да?

– Стоп, Соня! Вопросы буду задавать я, – перебивает грубовато. – Куда я сказал тебе идти? Наверх, правильно? Какого ты вниз пошла?

– Просто пошла.

Я не знаю, как еще ответить. Не придумала.

– Ясно. У Гарика Арина путает право и лево, а ты у меня – верх и низ.

Ты у меня, – эхом звучит в моей очумевшей от страха голове.

Мы подходим к той самой металлической двери. Он отрывает ее, и меня ослепляет яркий свет. В этот момент я чувствую себя последней дурой.

– Ты с самого начала был в гараже, – озвучиваю первую догадку. За ней следует вторая, в которую верить не хочется, поэтому перевожу ее в вопрос: – Это ты выключил свет?

– Нет.

– Врёшь! – разворачиваюсь и толкаю его. – Если ты вошел позже, я должна была увидеть, как открывается дверь. Ты вошел следом! Зачем выключил свет? Кайфуешь, когда издеваешься надо мной? Садист!

Не замечаю, с какой именно фразы начинаю наотмашь лупить его по рукам, плечам, груди… По лицу не попадаю – уворачивается, гад!

– Прекрати драться! – вроде бы угрожает, а сам ржёт.

Ловит руки и разворачивает спиной к себе. Берёт в захват, легонько хлопает по попе и подталкивает к лестнице.

– Да я убью тебя! – кричу почти всерьёз.

Пытаюсь обернуться, вынужденно переставляя ноги и поднимаясь, все пятнадцать ступенек из гаража до первого этажа извиваюсь и визжу. Реально хочу покалечить этого гада. Руки так и чешутся залепить ему пощёчину. Смачную такую, с треском! Только сейчас понимаю, что все три года об этом мечтала.

Но руки мои в капкане, и ногами получается двигать исключительно вперед. Гордиевский привалился всем телом сзади и толкает вверх по ступеням. При этом нагло лапает и притирается пахом.

– Прекрати меня трогать! – прикрикиваю.

– И не подумаю, – огрызается. – Буду делать с тобой, что хочу!

– Хрена с два! – ору на полном серьезе.

В кухне он меня отпускает и убегает в гостиную.

Хватаю первое, что попадается под руку – держатель для бумажных полотенец – и швыряю в него. Не попадаю. Следом летит папка с проектом. Тоже мимо. А вот банка «Кока-колы» влетает этому придурку в колено. Продолжая ржать, он на одной ноге допрыгивает до дивана, снимает с него огромную подушку и ставит перед собой в качестве преграды.

– На меня напала бешеная дизайнерша, я вынужден защищаться! – выкрикивает, корча из себя воина.

Встаю напротив. Руки в боки, взгляд суровый.

– Хватит кривляться, клоун! Ты хоть понимаешь, что я пережила за эти минуты?

– Сонь, я не выключал свет! Честное слово. Это автоматика. Ты сама врубила временное освещение. Там две клавиши, у левой таймер ровно на минуту, – садится на диван, подушку отбрасывает. – Ты же знаешь, у меня нет привычки обманывать.