Ложь в двенадцатой степени - страница 51

Знакомства тоже корни. Хельга никогда не понимала людей, которые жались в уголок и не стремились на новом месте выяснить как можно больше об окружении. Какой тогда интерес от работы, если человек сам себя ограничивает рамками скупого общения? Чему он научится, о чем узнает?

Вот Мантисс и не постеснялась завести дружбу со старичком в архиве, которого звали Нортон Барнс. Но долгое время искала, с какого бока подойти к нему. Он был, пожалуй, самым неразговорчивым из всех, а его сухости и «нераскалываемости» позавидовал бы любой отживший свое орех. Хельга знала о нем всего две вещи: историю прихода на должность и особенность, которая смешила всех молодых сотрудников, а Мантисс виделась уникальной.

Нортон в прошлом преподавал в университете, но возраст превращал его работу в страдания. В конце концов, ему на момент ухода было семьдесят два. Почетные годы, в которые люди представляют себя на кресле-качалке в окружении оравы внуков, с теплым пледом на коленях и мудрыми речами на устах. Однако Нортон не чаял безделья, которое другие люди называют спокойствием. Ему нравилось работать, и он стал искать что-нибудь незатруднительное. Кто-то порекомендовал старика, и ему предложили освободившееся место в архиве.

Вместе с собой Нортон притащил причудливые перья и банку с чернилами. Всем, кто изумленно косился на письменные принадлежности, он с гордостью заявлял, что бросает вызов неудобным современным ручкам, которые искривляют пальцы.

И этим информация о вкусах старика исчерпывалась. Хельга могла бы расспросить Уильяма или Стива о предпочтениях Нортона, но… Эй, что за проявление немощности? Разве МС сам бы не прочитал человечка из архива, как хрустящую от старости газету? Вот и Мантисс не станет отвлекать докторов от дел и сама все выяснит.

Хельга рассудила, что никак не может использовать имевшиеся крупицы знаний для завоевания доверия. Вряд ли привыкший к насмешкам старик поверит, что какую-то девицу заинтересовали его перья. А если она открыто подарит ему новые, это будет выглядеть как подлизывание. Мантисс не этого добивалась. Она пыталась заставить Нортона увидеть себя, различить среди сонма блуждавших теней с неясными чертами. Даже не понравиться – просто помочь заметить, что она не проходимец и не пустое место.

Разговор с Нортоном походил на игру. Как дети на ощупь ищут обозначенный предмет в мешке, так и Хельга пробовала уловить среди слов старика «то самое» – подкрашенные значимостью реплики, которые не рассыплются в труху после окончания беседы. Начала она с элементарной коммуникативной стратегии: любому человеку приятно, когда его ценят. Не льстят, не заискивают – подобные приемы слишком приторны и лживы, так что у некоторых людей начинает скрипеть на зубах. Важно именно проявление внимания к личности. Какой легкий метод, и как часто им пренебрегают! Просто прислушаться к собеседнику для многих становится личным испытанием. О, Хельга и сама не была лишена этого естественного человеческого недуга. Она пробовала считать, сколько раз во время чьего-то рассказа ее разум невольно переносился в воспоминания или сравнения. Все о себе, любимом. Бихевиористы в чем-то все же правы.

Хельга успешно научилась переключаться с личной значимости на чужую, что помогало избегать распространенных коммуникативных ошибок. Она балансировала между непринужденным любопытством и личными целями. У Хельги получалось – во многом потому, что она приучилась искренне интересоваться сокрытым в мыслях людей. Оттого в ее вопросах никогда не сквозили лицемерие или чистая корысть. Вдобавок Мантисс обладала еще одним полезным нынче качеством – терпением. Закинув удочку, она могла поистине долго «высиживать» свою цель.