А теперь случилось кое-что страшнее, отчего чаша весов еще сильнее склонилась в сторону контакта с МС. Просьба постоянного жильца минус второго опьянила Хельгу, и она всерьез задумалась: может, следует дать себе волю и ступить за порог запрета?
К сожалению, Уильяма ультиматум МС привел к еще более бескомпромиссной позиции. Он наотрез отказался вводить Мантисс в работу с объектом. Даже Амберс, казалось, в большей степени склонялся к обдумыванию различных вариантов, в то время как самый мягкосердечный сотрудник отдела категорично мотал головой и спокойным, но вместе с тем стальным голосом объявлял, что вопрос не подлежит обсуждению. Хельга не верила в однозначность мнения доктора Траумериха и искала брешь в его аргументах. Ведь он зачем-то сообщил ей о желании МС. Если Уильям с самого начала не собирался идти на уступки, зачем было делиться с ней информацией?
Выждать – вот правильное решение. И Мантисс постаралась унять зуд нетерпения и впала в спячку до момента объявления победителя. Она не была уверена, но полагала, что МС вполне может выиграть этот раунд упрямства. Он ведь совсем неуправляемый после ухода Эдгара, так где Уильяму совладать с ним? Единственное, что поможет доктору – волшебный метод профессора, который мог оказаться сочным плодом надежд и воображения. Но Хельга все равно не откроет и не изобретет его в ближайшие дни, какими бы жалостливыми глазами доктор Траумерих ни смотрел на нее.
Лесси будто набрала в рот воды и демонстративно игнорировала Хельгу, так что и поговорить с ней было нельзя. Мантисс искренне удивлялась такому поведению: разве не эта завистливая дамочка начала первой? И все же дочь профессора давно простила ее, показав на примере, каково это – быть предметом злых шуток, а Лесси продолжала дуться. Изумительная тактика: пенять на вину другого и делать вид, что всего произошедшего до этого «преступления» не случалось. Бесполезно намекать, что человек сам довел до этого, ведь для него точки «еще раньше моей обиды» больше не существует, а значит, собственные прегрешения не считаются.
Хельга не скучала без общества Лесси. На шестой рабочей неделе она нашла общий язык с ворчливым старичком, заседавшим в архиве, словно хранитель древностей в стенах собственного владения. К нему постоянно кто-то заходил. Часто это были менявшиеся лаборанты, и от новых лиц у старика болела голова. Хельга поначалу тоже была лишь миражом, который со временем растает без следа, и работник архива оценивал ее не выше пустого места, издающего редкие звуки.
Мантисс не была против зазнаек или людей со странными привычками. Ей не нравилось только, что многие вокруг ждали ее скорого исчезновения. Лесси мечтала об увольнении Хельги, другие сотрудники делали ставки, сколько она проработает на этаже, где все постоянно менялось. Неизменными фигурами оставались МС и доктора, и то последние, как выяснилось, тоже могли однажды испариться, как случилось с Эдгаром Мантиссом. Оттого создавалось впечатление, что жизнь в стенах здания скоротечна, что устойчивость невозможна. И взгляды, выражавшие немой вопрос: «Когда придет твое время уходить?», внушали Хельге ощущение, будто она совершенно неважна. Все, что она делает, никого не волнует – важно лишь, когда механизм отслужит свое.
Но они не дотерпят. Хельга из упрямства не желала пропадать бесследно, и если ей предстоит уйти, весь этаж заметит это. А пока нужна устойчивость. Чтобы надежно держаться и плавно расти вверх, следует пустить глубокие корни. И чем их больше, чем они рьянее проникают в землю, тем непоколебимее ствол.
