Вопросом мучился весь женский род: когда кричала,
Зачем таких насильников как тот она рожала?
И появились племена тогда, сплошь феминистки.
Всем разом отрывали без суда они пиписьки.
Близ Амазонки женщины зонтом мужей мочили,
За что своё название потом и получили.
Под панцирь скрыли прелести свои, сродни улиткам.
Плодились, размножались лишь одни гермафродитки.
Но обнажить случится лишь при ком мужской цветочек -
Вмиг свиньям оторвут его на корм без проволочек,
Как корнеплод снесут мотню на двор кормить скотину.
Я очень понимаю кто с тех пор не ест свинину.
Пока обычай древний уважать не перестали,
Напрасно не пристало обнажать нам гениталий.
Пусть обзовёт ханжой неверный муж, но сам я лично,
Где женщины, замужние к тому ж, держусь приличий.
Шло время золотое на дворе матриархата,
Но женщина в терзаньях и в хандре не виновата.
Услышав от ребёнка: мой отец – у многих женщин
В минуту шло биение сердец за сто, не меньше.
Ведь были все они, как ни пляши, ничьи невесты…)
Так, недоделав что-то, завершил Господь день шестый
(Не шестый, а шестой сказать бы здесь не помешало,
Но хороша и калька, точный текст оригинала).
Творец наш землю, небо сотворил, всему начало,
И сам себя, похоже, убедил, что полегчало.
Жизнь нанизалась на земную ось и шла всё краше.
Как омрачаться Господу пришлось, увидим дальше.
Бог землю сотворил и создал твердь.
На день седьмой почил Господь без дела,
И было любо-дорого смотреть,
Как воинство чирикало и пело.
***
(Я не знаю как вас, а меня красота не боится
На полях среднерусской до боли родной полосы.
Вот ещё одна бабочка рядом со мною кружится,
Грациозно садясь на мои выходные трусы.
Яркий цвет лепестков городской суетой не загажен
И опасен для женских сердец как ночная свеча.
Впрочем, гостья моя, может статься, не бабочка даже,
А самец бабочковый, иначе сказать, бабычар.
На свои телеса допущу я его без опаски,
Дам почувствовать силу и власть над притихшим собой.
У природы живой, слава Богу, естественны краски
И совсем недвусмысленный цвет у небес голубой.
Я не знаю как вас, а меня красота не боится.
Да и сам, господа, я природной красы не бегу.
Комары меня любят и чтят, как родного кормильца.
А напрасно, ребята, ведь я и прихлопнуть могу.
Тащишь в дом для семьи иль один пропиваешь получку -
Всех самцовых похожий, друзья, ожидает конец.
За прекрасную даму, но слишком кусачую штучку
Погибает не в меру горячий комар-красавец.
Так и мы, беззаботнейшие нечестивцы,
Но в беззвёздную ночь в темноту проглядели глаза.
И взирая на наши прекрасные добрые лица,
Дай нам Бог, чтоб один небожитель другому сказал:
Я не знаю как вас, а меня красота не боится.
Вот ещё на мой ноготь большой опустился стервец,
Силой челюстей и дерзновеньем досужим кичится -
Но каков красавец и к тому же творенья венец.
Всяк порхает, жужжит, налетает, кусается, гложет,
О пощаде пищит, прочь летит со всех крыл, со всех ног.
Всё прекрасно, что создано в мире по прихоти Божьей,
И кто это поймёт – сам, наверно, немножечко Бог.)
***
И если раньше, как течение рек,
Всё протекало благовидно, чинно,
Едва лишь появился человек,
Как затруднения стали очевидны.
Ведь Бог ещё не посылал дождя,
И земледельца в мире не хватало,
Чтоб, воедино труд с землёй сведя,
Возделывать её без капитала.
Но поднимался над землёю пар
И влагой орошал землицы лице,
Чтоб в будущем по швам трещал амбар
От янтаря, что в поле колосится.
(Для скифа, оседлавшего простор,
