Тютчев – не «в горнем Олимпе», где «блаженствуют боги», он не был ни олимпийцем, ни абстрактным философом. Поэт жил тревогами и страстями времени. Мировая политика, судьбы Европы и России глубоко занимали Тютчева вплоть до последних его дней.
В поэзии Тютчева перед человеком, перед человечеством распахивается Вселенная:
Небесный свод, горящий славой звёздной,
Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывём, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Природа – не предмет холодных умозаключений, но драматическая смена живых состояний, которые едины с душевной жизнью человека. Поэт наделён неутомимой потребностью любить, поклоняться, верить, и атмосфера любви, любовной страсти, воспоминаний о пережитой любви овевает всю поэзию Тютчева.
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, —
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
Любовь, если поглубже вглядеться, – это солнце поэзии Тютчева. «Роман в романе» в его поэзии – дивный «денисьевский» цикл. Тут весь смысл тютчевского понимания жизни. Ибо если время и космос поглощают всё, то победа человека – в силе переживаний, в страсти, бросающей вызов звёздной бездне, в подвиге любви и служения:
О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги,
О как ты бьёшься на пороге
Как бы двойного бытия!
И всё-таки, если выделить главное, – чему было отдано сердце Тютчева, тревоги и надежды всей жизни поэта? Мы должны произнести: «Родина, Русь, Россия…» Поэт готов был заслонить собою Родину от врагов, всё отдать, чтобы она выстояла:
Тебе они готовят плен,
Тебе пророчат посрамленье, —
Ты – лучших, будущих времён
Глагол, и жизнь, и просвещенье!
Безмерна и непреклонна вера Тютчева в Россию…
В воззрениях поэта было немало утопических и консервативных черт. Тютчев предвидел «всемирную судьбу» России, но не догадывался, волею каких исторических сил она обретёт эту «всемирную судьбу».
Сколько у Тютчева признаний в любви к родному краю, народу, русской природе! Вспомним «Есть в осени первоначальной…».
Это больше, чем пейзаж. Это сама Родина. И какая новая, народная выразительность приходит в поэзию Тютчева! Так рождается знаменитое «внелогическое», стремительное, как русская атака, тютчевское четверостишие:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Кажется, можно сочинить целую статью или даже книгу в опровержение этой одной строфы Тютчева. Труднее объяснить, в чём её обаяние и поэтическая страсть. Ведь здесь не отрицание ума, но неприятие предвзятого ума, готового «аршина». И вера в народный ум, который в свой час найдёт своё слово и предложит свой путь.
Тревоги поэта за судьбу России, судьбу мира делают его современным.
Тургенев писал, что Тютчев «создал речи, которым не суждено умереть». Поэзия – воля к бессмертию, воля к жизни.
Я думаю, что ничто и никто не может сказать о поэте больше, чем его творчество. Вся душа, весь внутренний мир Гумилёва – в его стихотворениях.
Почти у всех поэтов трагическая судьба. Немногие из них доживают до старости. Однако жизнь Гумилёва послужила ярким доказательством того, что можно убить поэта, но не его стихи. Его судьба – судьба русской интеллигенции, представителем которой он являлся.
Известность поэт приобрёл с появлением в литературе нового направления – акмеизма, которое возникло на обломках символизма.
Формирование литературных взглядов Николая Гумилёва произошло в Царском Селе. Первый сборник «Путь конкистадоров» заявил о романтических устремлениях молодого поэта, которому в ту пору было восемнадцать лет. Путешествие в Африку Гумилёв воспел в одном из лучших стихотворений «Пятистопные ямбы».
