– Лескина,
отвянь, – Инка выпуталась из занавески и покинула свой наблюдательный пункт. –
Не упал он мне ни с одной стороны.
–
Старшой или младшой? – не преминула уточнить Натаха.
– Оба!
Девчи, там такая тачка прикатила с таким мужиком… Ммм, – Серова мечтательно
закатила глаза. – Я бы с ним…
Теперь к окну прилипли Лескина с Клюшевой,
они за занавесками не прятались, упёрлись носами в стекло и обиженно вздохнули
хором. О причине обиды можно было легко догадаться: не оторвалась бы Инка от
наблюдения, если бы его объект не покинул сектор обзора, так что подругам
досталась только машина.
– Он в
соседний подъезд зашёл, – с оттенком какой-то мстительности доложила Серова.
– Один?
– тут же начала прощупывать обстановку Клюшева. – Молодой? Старый? Инн, какой
он?
–
Ленчик, ты-то куда? Тебе Овсеев башку отшибёт, – Натаха отлипла сама и потащила
её за собой. – И не охнет.
– Охнет,
– не согласилась Ленка.
– Охнет,
– смирилась Лескина. – Но тебе уже будет всё равно. Бабы, хорош языки чесать,
за столом дочешем. Серова, картошка!
Всё это было привычно до стандартности,
знакомо и… раздражающе. То есть, привычно и знакомо оно было давно, а
раздражать начало в последние недели. Я не понимала, что со мной творится… Нет,
теоретически, понимала. Психология – наука серьёзная, а депрессия – не миф,
нужно просто перебороть её, перетерпеть этот период, но… Теоретически – да,
практически же мне было плохо, тоскливо и ничего понимать не хотелось,
раздражало всё, включая необходимость понимания. Исключений из
факторов-раздражителей имелось всего два – Дюша и Луч, я бы с удовольствием
общалась только с ними, но жизнь продолжалась, исключать меня из своего течения
не собиралась и вторгалась в личное депрессивное состояние подругами, коллегами
по работе, незнакомыми людьми, с кем так или иначе приходилось пересекаться в
быту. В общем, мне требовалось как-то себя встряхнуть и вернуть в нормальное
состояние, и этот наш девичник призван был сыграть роль антидепрессанта, тем
более что повод для него был вполне достойный.
Лучу наши девичники не нравились. В обычное
время к девчонкам феникс относился лояльно, тем более что все они его
чувствовали, а вот за наши посиделки со спиртным мог и напомнить, как умеет
обжигаться, если решал, что мне уже хватит. Решал он это быстро, поэтому
вариант «напиться и забыться» для меня отсутствовал, зато крепилась слава
трезвенницы. Никаких беспробудных пьянок мы, конечно, не устраивали и без
алкоголя не скучали, но иногда хотелось расслабиться или отметить какую-нибудь
дату. Как сейчас, например.
– Итак,
дамы и не дамы, у Дахи сегодня счастливый день, ровно пять лет назад мы
свалились на её голову, с чем я нас и поздравляю. Даха, давай! За того, кто
подарил тебе хату в нашем доме.
С подарком получилась история странная и
загадочная. Через полгода после отъезда Ребекки Ивановны нам домой доставили
пакет документов на моё имя. В соответствии с ними я становилась владелицей вот
этой однокомнатной квартиры, отписанной мне каким-то дальним родственником по
линии отца. Настолько дальним, что я о нём никогда ничего не слышала, мать
безуспешно пыталась вспомнить кто такой, а спросить у отца возможности не было,
он улетел на вахту, связь в их глуши почти не работала, всё, что удалось
расслышать сквозь треск и писк: «…рат …юродный. …удив…! …дравля... …сельем,
доча!».
