Яр Каримир тоже не терял даром время. Став советником Малого круга, он окончательно передал управление Улгаем старшему сыну Евсеверу, а сам отстроил большой дом неподалёку от Нового замка и с головой окунулся в водовороты придворной жизни. На его стороне были многие яры (особенно те, чьи сыновья поступили в агему), старые вояки, чуявшие угрозу со стороны Свирта, и Когти Пардуса, личная стража Великого яра. На стороне Антонии выступали братья чистиане, особенно оставшиеся поборники борьбы со скверной во главе с чистым Отисом, многочисленная её родня (в том числе начальник городской стражи Лоткий) и многие торговцы, получавшие пошлинные послабления в обмен на заморские ткани и украшения для прекрасной яры.
Отис отложил перо и разогнул пальцы, хрустнув суставами. Да, старость берёт своё. Буквы расплываются перед глазами, рука дрожит, колени ноют, чуя непогоду. Дайте мне, чистые боги, сил и времени свершить то, что задумал. Иначе как же покажусь, чем оправдаюсь перед вами, когда придёт пора?
В дверь робко постучали.
– Что? – недовольно рявкнул Отис.
– Чистый отец, туточки яр Витлиам… нижайше просит… – донёсся из-за двери голос послушника.
Витлиам… Ах да. Один из тех, чьи сыновья служат этому отродью.
– Пусть войдёт, – велел Отис.
В полутёмную жарко натопленную комнату бочком протиснулся высокий толстяк с густой курчавой бородой и яркими, будто накрашенными губами. Отис невольно поморщился. Он не раз с позором выгонял из храма девиц, посмевших явиться с накрашенными губами или подведёнными глазами. Хочешь быть лучше, чем сотворили тебя чистые боги? Значит, мнишь себя выше их. А это уже ересью попахивает…
Толстяк принял неудовольствие чистого отца на свой счёт и замер в неуклюжем поклоне. Отис вопросительно нахмурил кустистые брови и откинулся на спинку кресла. Яр сообразил, что его молчание только усугубляет ситуацию, и торопливо произнёс:
– Пречистый Отис, я…
– Ну-ну! Пречистый у нас один – Вонифатий. Не путай, сын мой.
– Как скажете, чистый отец. Только для нас, истинных сынов веры, только Вы один…
– Будет, будет, – подобревшим голосом прервал его Отис. – Так с чем пожаловал, яр Витлиам?
– Защити, отец! За сына своего прошу. Измываются, непотребства всякие творят. Вот! – с этими словами яр вытащил из-за пазухи и протянул Отису помятый клочок бумаги, исписанный корявым почерком.
Отис насторожился. Неужели его молитвы услышаны? Нетерпеливым жестом он велел яру подойти, выхватил послание и принялся читать. Разбирать каракули удавалось с трудом, но старик чувствовал: вот оно, то самое. Крючок, на который он подцепит и вытащит на свет затаившуюся скверну. Глаза заблестели, в висках застучало. Чистые боги на его стороне! Они посылают помощь, они надеются. Не проворонь, Отис, не упусти скверну! Выжги её святым огнём, где бы она ни затаилась, в какую бы щель ни заползла, какой бы облик ни приняла. Пусть даже это облик самого наследника престола… Будь твёрдым до конца, исполни свой долг. Твои братья на небесах ждут и молятся за тебя.
Оторвавшись от чтения, Отис посмотрел на яра тем пронзительным взглядом, от которого у многих душа уходила в пятки, а колени сами собой подгибались.
– Неслыханную весть принёс ты мне, яр Витлиам. Если всё это правда…
– Правда, чистый отец!
– Твой сын подтвердит свои слова перед судом?
– Перед судом? – растерянно повторил яр.
– Лугория в опасности, а ты блеешь, как овца! Твой сын смелее тебя, он не побоялся сразиться со злом, вывести его на чистую воду! Скверна подползла к самому престолу. Нельзя медлить!
